***
Я вновь открыл глаза. Казалось, времени не прошло вовсе, после снотворного всегда проваливаешься в черную угольную яму. Сухость во рту. И подташнивает. Это побочные эффекты, так всегда. Еще один надрыв на стыке обоев. Уже девяносто пятый. И каждый день это мучение, это сидение за решеткой отчаяния. Я встаю с кровати. Все тело ломит, и в очередной раз вижу, что ее уже нет. Ярость приходит внезапно, и я, яростно рыча, бью стену. Очередная вмятина и в очередной раз разбитый в кровь кулак. Даже она, мой ангел, не хочет оставаться со мной все время. Боится, что я опасен днем? Ночью-то я сплю. Я смотрю в зарешеченное окно. Это тюрьма. Как она давит на меня. Я всю жизнь ценил мою свободу. Всю жизнь. Свободу слова, свободу действий, свободу от инстинктов и предрассудков. А теперь...
Еще один всплеск ярости, и я с воплем трясу решетку на окне. Хорошо строят, даже не скрипнула.
После бешенства пришла апатия. Это мой очередной день, очередной день в этой клетке собственно безумия и бессилия, в клетке, в которую меня посадили и теперь ждут, когда же я загнусь сам. Неужели я ненормальный? Неужели псих? Я же убил человека. Но он не был человеком. Это было животное. Я помню это...
***
Около полугода назад.

Я медленно шел по темной ночной улице. Свет фонарей над подъездами изредка полосами пересекал мою дорогу. Я с детства люблю вот так вот побродить. Таким образом как-то само приходит то эфемерное состояние, называемое людьми вдохновением. Я искал его для своей новой книги. Сюжет уже сложился, но я постоянно додумывал новые детали... Женский крик. Он долетел до меня с очередным порывом теплого ветра. «Второй я» уже заворочался внутри. Я прислушался. Крик повторился. Умоляющий, просящий кого-нибудь о помощи. Он раздавался из-за огороженной на ночь территории детского сада. Я резко бросился вперед. Без труда перемахнув через решетку, я снова прислушался. Внезапно ко мне из кустов стала двигаться маленькая тень. Я крепко сцепил зубы и приготовился. Но неожиданно это оказалась маленькая хорошенькая девчушка лет тринадцати. Зареванное личико, копна тускло-каштановых волос и необычные серебристые глаза.
- Помогите, помогите! Там моя сестра... Помогите, - она добежала до меня и в изнеможении осела на землю, как навязчивую идею повторяя она лишь одну фразу: "помогите моей сестре". Я мягко провел ладонью по ее голове, попросил подождать тут, а сам уверенно зашагал туда, откуда прибежала девочка.
Вдруг женский плач раздался совсем близко. Я аккуратно выглянул из-за дерева. В лунном свете была видна картина, от которой становилось совсем не по душе. Мужчина в маске разрывал одежду на лежащей на земле молодой девушке. Та отбивалась из последних сил. Крики девушки становились все тише и тише. Обнаженные части тела блестели в лунном свете свете, создавая ирреальную картину. Мужчина же, движимый лишь своей похотью, не видел никого и ничего вокруг. Громкий треск платья, и девушка оказалась полностью обнажена. Это животное засмеялось и взяло лежащий рядом длинный охотничий нож. Наверное, я никогда так быстро не двигался. Миг, и моя нога уже била в это безликое существо в маске. Еще не веря в свое спасение, девушка стала отползать за мою спину, тихо плача. Я взглянул на нее. Ей же восемнадцати нет! Семнадцать наверное... "Второе я" жадно заворчало, требуя крови. Маньяк встал с земли и посмотрел на меня. Я слышал его хриплое прерывистое дыхание. Он взял оружие другим хватом, к себе. Резкие движения из стороны в сторону, и он оказался совсем близко. Очень быстрый! Рефлексы, нарабатываемые годами, не подвели. Резко скрутился, и ублюдок получил правой в корпус. Затем вышло левое плечо, и обычный удар превратился в двойку после того, как маньяку прилетело левой рукой в лицо. Мужчина отшатнулся. Так, надо его разозлить... Я блеснул усмешкой. В лунном свете выглядит, я думаю, очень издевательски. Правой в печень я, наверное, не достал, а вот левой попал точно. Хруст носа под костяшками ощущался. Так что под маской сейчас брызжет кровь... Взгляд насильника стал более яростным. Я оглянулся на девушку. Нагая, потрясающе красива и такая беззащитная. Сейчас она сидела и плакала. Разбитые в кровь губы дрожали. Нет, я не дам причинить ей вред! Шаг навстречу маньяку. Он резко бьет справа налево лезвием. Левой рукой продолжаю движение его руки, а правой бью в солнечное сплетение. Затем удар правой ладонью в локоть. Нож падает на землю. Но противник весьма крепкий человек. Он умудряется сделать мне подножку, и мы вместе падаем на землю. Он сверху. Бьет меня по лицу. Удар за ударом. Я пытаюсь заслониться, но он достает еще один нож. Резкий удар. Я успеваю отклонить, и лезвие утыкается мне в плечо. Как же больно... Он выдергивает клинок. Я кричу. Но нет, я не могу проиграть. Не сейчас. Она должна жить, так пускай любой ценой, но я должен! Должен! Пальцы сами находят на земле нож. Ирония судьбы. Я усмехаюсь и наношу удар ему в горло. Мне все равно, что его клинок уже вонзился мне в грудь. Кровавый туман и черные мошки перед глазами. Господи, прости меня за грехи мои. И да прими в царствие твоем, если заслужил... А ведь книгу новую так и не написал... Как жалко... Она была бы венцом моего творчества. Звон в ушах и темнеющая картина ночного неба. Я слышу, как она ползет ко мне. Да, такие же серебристые глаза, как и у сестры. Я слегка улыбаюсь и прошу ее жить хорошо. В груди что-то клокочет, а из угла рта вытекает струйка крови. Какое счастье умереть на коленях прекрасной девушки, роняющей на тебя свои слезы. Наверное, это достойное завершение... Мне не стыдно... Господи, ты же ждал меня? Звон в ушах становится громче, а тьма перед глазами совсем непроглядной.
***
Я выжил. Случилось некое чудо, и врачи спасли мою жалкую жизнь. Буквально вытащили с того света. Интересно, зачем? Судили меня не за превышение самообороны, а за убийство.
Псих оказался сыном известного олигарха, и тот постарался упечь меня за решетку. Однако мои нарушения психики позволили мне попасть в больницу. Я язвительно усмехаюсь. Даже я сам стал осознавать, что у меня, оказывается, нарушения психики.
Еще один день в клетке. В клетке собственной памяти, в цепях собственного безумия... Такой же, как и все дни до этого. Как надрывы на обоях одинаковы, так и мои дни в психушке… А кто я вообще? Неудавшийся писатель? Сломанная судьба? Но та девушка... По крайне мере я спас хотя бы ее. Очень надеюсь, что она правильно распорядится своей жизнью... Очень... И снова белая плитка пола. Я прижимаюсь к ней щекой. Приходит такая спасительная темнота, бездумье... И снова проваливаюсь в угольную яму тяжелого мрачного сна...
Вечер. Я вижу, как заходящее солнце проникает сквозь тусклое стекло моей палаты. Мне все равно. Я вот так вот тупо смотрел на эти лучи уже в сотый, а может и в тысячный раз... Хотя нет, я себя обманываю, обрывы на обоях показывают, что нет, намного меньше, но в то же время настолько больше... Надо в этот раз дождаться ее прихода. Ведь сиделка в которой раз вчера выдернула меня из пучины моего безумного сна. Я должен дождаться. Надо поблагодарить. Осталась лишь одна надежда, один человек из внешнего мира, всего одно существо, с которым есть хоть какой-то шанс поговорить. Мой последний и незнакомый мне друг. Я с трудом встаю с пола. От долгого лежания на полу затекли все мышцы, но мне все равно. Подумаешь, мышцы. Нервно хожу из угла в угол. Где же она? Может еще рано? Боже мой, да, конечно рано, она придет только к полуночи! Ну где, где, где?! На место беспокойства приходит ярость, и я снова бью стену кулаком. Внезапно снова говорит мое "второе я". Оно издевается и спрашивает, почему я так ее жду. Странный вопрос. Потому что она стала для меня символом того, что я не одинок. Что эти четыре стены - это еще не весь мир. Я падаю на пол и начинаю отжиматься. Мое "второе я" громко ржет над моим действиями. Конечно, ему не понять, что такое абсолютное, тяготящее до невозможности, убивающее все чувства бездействие. На сто пятом разе я понимаю, что и это занятие мне надоело...
И снова я лежу на полу. Нет, сегодня точно дождусь. Мое лицо освещает луна. Такая холодная и безучастная. Хотя она тоже стала спутником моего заточения, товарищем моего безумия...
Я редко вижу солнце. Сейчас осень, небо затянуто тучами. И кроме моей ночной сиделки со мной общается лишь луна и "второе я". Кстати, сегодня оно уж больно лояльное. Несколько приступов бешенства утром и один вечером. Совсем мало. Это потому, что у меня появилась минимальная цель в жизни - дождаться сиделку... Снова бездумье... Снова темнота...
***
Пробуждение от дремоты. Я чувствую, как ее руки поднимают меня с пола, а мягкий тихий голос просит лечь на кровать. Сажусь на свою койку и обхватываю ее ладонь, прижимаюсь к ее тонкому стану и вдыхаю ее аромат. Мне хочется сказать, что я ей благодарен, но воспаленный мозг не формирует фразы, не соединяет слова в цельные предложения. Хотя, кажется, она меня понимает. Я чувствую ее мягкие губы у себя на макушке. Она садится рядом и обнимает меня в ответ. Мне очень хочется взглянуть ей в лицо, увидеть воочию моего ангела. Я чувствую теплое дыхание этой девушки. Она уткнулась носом мне в шею и мерно и успокаивающе согревает меня своим теплом. Почему она не боится меня, убийцу и психопата, изгоя общества, ненормального, запертого в клетке собственного безумия? Немножко отстраняюсь и заглядываю ей в лицо. В лунном свете я вижу блеск ее серебристых очей. Я узнал бы их из миллиона глаз других людей. Они смотрят на меня с любовью, с обожанием, и мне становится стыдно. Я как будто отражаюсь в них, и оттуда на меня смотрит взъерошенный светловолосый безумец, с дикими, сумасшедшими голубыми глазами. Я прячу взгляд. Мне очень стыдно. И мое "второе я" чувствует мои эмоции. Оно бурлит во мне яростью, и в душе закипает озверение. Она меня что, жалеет?! Я не нуждаюсь в жалости! Я легко опрокидываю ее на кровать, и руки смыкаются на ее горле. Девушка лишь тихо улыбается. Она не боится?! Руки начинают сжиматься. Я вижу, что ей больно, но она все так же гладит мое лицо, шею... Разум возвращается внезапно. Резко, словно обидевшись, мое "второе я" уходит куда-то глубоко. Трезвое осознание того, что я чуть не совершил, обрушивается с силой Ниагарского водопада. Господи, за что?! Еще бы чуть-чуть и было сделано непоправимое. Я с ужасом убираю руки и жмусь в самый дальний угол. Нет, я не просто недостоин ее, я опасен для нее! Девушка привстает с кровати. Она снова подходит ко мне и кладет руку мне на голову. Я вздрагиваю от ее прикосновения. Она вновь садится прямо напротив меня. Наверное, я выгляжу как побитая собака. Я даже не понял, что произошло, но мои губы оказались запечатаны ее ртом. Да что же она делает?! Меня бьет сильный озноб, но своего она добилась. Появляется возбуждение. Смешиваясь со страхом причинить ей вред, оно дает взрывоопасную смесь эмоций и ощущений. Я прикусываю ей нижнюю губу. Резкое движение и она уже сидит на мне. Пуговицы на медицинском халате разлетаются от одного движения. Под ним лишь футболка и юбка. Я провожу рукой по ее крепкому упругому телу. От грудей до выпуклого бедра. Ответом мне становится легкий вздох. Теперь уже я сам целую ее, затем легкий поцелуй в нежную скулу и затем дорожка кончиком языка вдоль шеи. Сдерживаться становится трудно. И я переношу ее на кровать. Остальная одежда каким-то образом исчезает сама собой. Мы кружимся в хороводе любви и я не чувствую лишь себя, я чувствую нас. Мои губы ласкают ее грудь, правая рука находится в постоянном движении вдоль правой части ее тела, левая же совершает продольные движения вдоль ее промежности. Я слышу ее дыхание. Оно все более и более бурное. На щеках появляется характерный румянец. Мне не нужно удовольствия для себя, я много раз получал его, сейчас совсем другое. Я хочу доставить удовольствие ей. Снова целую ей шею, внимательно прислушиваясь ко всем движениям ее тела. Ей уже хочется, но еще рано... Я продолжаю все свои манипуляции с ее телом. Еще пройтись губами по шее, затем опустится в ложбинку между ключицами, а затем вновь перейти на ее грудь, туда, к нежно-розовым бутонам сосков. Она тихонько стонет. Пора. Резкое движение и я уже в ней. Ритмичные покачивания, равномерные движения. Мы одно целое, мы океан. Безбрежный и огромный. И мы растворяемся в море огромного безмерного блаженства...
***
Хатаке Какаши стоял за дверью палаты Узумаки. Сказать, что он слышал абсолютно все - не сказать ничего. Сквозь специальное окошко для наблюдения за пациентами он мог бы все и увидеть, но Хатаке был хорошим человеком и такого ему было не надо. Еще немного постояв, мужчина глубоко вздохнул. Надо ее завтра уволить. Внезапно он услышал два слова, от которых все планы насчет увольнения новой санитарки улетели осенними листьями. Всего два слова, но большего Хината сказать и не могла.
- Люблю тебя...
***
Через неделю к Какаши зашел странный человек, представившийся как Хьюго Нейджи. Он попросил извинений и сказал, что Хината больше работать в клинике не будет. А на следующий день в газете написали, что Хьюго Хиаши переносит центральный офис совсем в другую страну и переезжает туда вместе со всей своей семьей.
Хатаке зашел к Наруто в палату. Его пациент сидел на кровати безвольный ко всему. Они просто сидели и молчали вместе. А затем Какаши объяснил, почему сиделка не пришла вчера. Услышал Узумаки или нет, осталось для Хатаке неизвестным. Он вышел из палаты и дал себе слово, что будет крайне пристально присматривать за этим пациентом.
Еще через два месяца Узумаки попросил у Какаши помощи. Оказывается за это время он написал рукопись своей новой книги. Узумаки очень просто, глядя прямо в душу Какаши своими жуткими синими глазищами, попросил, чтобы врач отнес рукопись в издательство. Затем Наруто составил вместе с личным адвокатом Хатаке договоренность, по которой вся прибыль от продаж пойдет некоей Хьюго Хинате. А еще через два дня Узумаки Наруто скончался. На всю жизнь Какаши запомнил его последние слова:
- Она победила меня. Как любовь победила смерть.
***

- Мама, мама!
Маленький темноволосый мальчик с удивительными небесно-голубыми в серую крапинку глазами прибежал и встал рядом с красивой темноволосой женщиной. Она утерла слезы платочком. Серебристые глаза глядели с любовью и заботой.
- Что, мой дорогой, что случилось?
- Почему ты плачешь, мама? И что это за дяденька?
Женщина улыбнулась. Весь в отца: интересует все, а чужие слезы вызывают участие и горе, как будто плачешь сам.
- Это? Это твой папа. Именно в этот день, семь лет назад, он ушел от нас. Сейчас он, наверное, смотрит на нас и хочет, чтобы мы были счастливы.
Женщина улыбнулась. Ребенок подошел и задумчиво взглянул памятнику прямо в глаза. Сидящий человек задумчиво взирал прямо на него. Полоски на щеках и растрепанные волосы придавали мужчине весьма оригинальный вид. Но в каждой черте лица памятника мальчик видел... себя. Шум множества автомобилей заставил его обернуться. Толпа людей шла к памятнику. Все молчали, и каждый нес две розы: белую и алую. Количество цветов у ног каменного человека все увеличивалось. Изумленная женщина оглядывалась по сторонам. Рядом с ней стоял красноволосый мужчина со странной татуировкой на лбу. Слезы текли из его глаз. Женщина услышала его шепот:
- Ты изменил мою жизнь, Наруто! Я так мало был знаком с тобой... ну почему ты ушел от нас?
- Это вы посылали деньги на лечение?
Мужчина с болью взглянул на нее.
- Да. Но если бы я знал, что он умрет, я бы сам приехал бы и попробовал бы спасти его... Почему все так несправедливо?! Почему?!
- Не вините себя, он хотел умереть, он искал смерти.
- Это вам он посвятил свою последнюю книгу, свой шедевр?
- Да, - слезы текли по ее щекам. - И именно я виновата в его смерти, а не вы...
- Нет, Вы правы, он искал свою судьбу. Он жил не в свою эпоху и лишь сейчас люди стали понимать его...
Множество людей стояло и смотрело прямо на каменного мужчину, изменившего их жизни своими строками. Смотрели на человека, который так долго пытался указать им верный путь, а в итоге умер брошенный всеми. А он, словно вызов всему плохому, словно символ всего хорошего, сидел на своем каменном постаменте, крепко сжимая одной рукой писательское перо, а второй - тетрадь, на обложке которой можно было разобрать: Безумие и Надежда.