Она была такая… маленькая. Просто удивительно маленькая. Но глаза у нее были огромные, в пол-лица. Огромные… и безнадежные. Да. Именно так, не больше и ни меньше – в них не было ни тоски, ни печали, ни просьбы. И отчаяния не было – отчаяние можно испытывать, когда понимаешь, что надежда была и теперь умирает. А у нее надежды не было никогда.
- Спасибо, господин, - болезненно-тихий голос и темный – мертвый, не иначе – взгляд. Кучики не мог заставить себя отвернуться, хотя уже пора было бы мчаться к капитану, доложить, что местность зачищена и жители спасены.
- Хисана, детка, ты цела! – к ним подскочила старушка, тоже маленькая, согбенная, но очень шустрая, даже суетливая. – Ах, господин, вы ее спасли, спасибо, спасибо..! – она продолжала кланяться и что-то говорить, а ее руки, лежащие на плечах девушки, дрожали и судорожно комкали ткань и без того мятой и затасканной юкаты, и Бьякуя не мог отвести взгляд от этих дрожащих рук в сетке морщин, от тоненькой, будто детской, шейки и бестревожного лица с лиловыми глазами.
Девушка вдруг судорожно сглотнула – Кучики уловил в бесконечном говоре слово «вода». Он молча отстегнул от пояса походную фляжку и вручил ей; в ее взоре не проскользнуло никаких эмоций, все та же тьма. Но когда она сделала несколько глотков и протянула флягу обратно – маленький предмет казался в ее похожих на веточки руках непомерно громоздким, - фиалковый цвет глаз перелился в синий, как небо после заката, они вдруг распахнулись совсем уж неестественно… наполнились едва ли не фанатичной благодарностью, и почти умиротворенное тепло окутало ее – он был уверен, что это не рейрёку, в ней не было силы, но тепло, кажется, можно было ощутить кожей…
Бьякуя понял, что пропал. Как-то разом, холодно и осознанно, одной мыслью. Пропал. И, если сейчас на голову не свалится небо, он просто не сможет…
- Бьякуя, что-то не так? – мягкая рейацу и ладонь, появившаяся на его плече, были настолько неожиданны, что он буквально выпал из транса. – О, какая милая девочка, - Укитаке-тайчо ласково улыбнулся ей и почтительно замершей старушке. – Пойдем, надо отряд собрать.
- Конечно, тайчо, - даже ему самому выказанное рвение показалось нарочитым. Укитаке-тайчо глянул коротко, остро, но ничего не сказал. Кучики едва удержался, чтобы не сорваться на бег – только бы подальше от этого наваждения, от взгляда, безнадежного и благодарного, как у бездомной собаки, накормленной равнодушным прохожим.
Только дома, после того, как закончили работу, после того, как был сдан последний отчет, после принятия ванны, он вспомнил, что фляга так и осталась у этой… Хисаны.
Укитаке-тайчо своим бойцам был как отец. Видимо, он и сам себя считал кем-то вроде старшего опекуна для всех, кто ходил под его началом; к лейтенанту же он относился с особой нежностью.
Впрочем, об этом Кучики даже не задумывался до тех пор, пока его, словно офицера с испытательным сроком, не отправили в патруль в один из последних районов Руконгая. Точнее, до тех пор, пока не встретил ее.
Девушка, кажется, его не узнала – это на удивление неприятно отозвалось где-то… словно бы в затылке. Такого Бьякуя еще не испытывал, и не смог определить, что с ним случилось. Зато он точно знал, что рад ее видеть – с ума сойти, глава Великого Дома, один из самых перспективных шинигами Готэй 13, уже лейтенант… рад видеть девочку из самых низов. Это было решительно непонятным.
- Здравствуй, - рядом не было ни подчиненных, ни той говорливой старушки, так что он не смог совладать с искушением шагнуть ей навстречу. – Ты меня помнишь?
И подумал про себя, что если она скажет «нет», он сможет просто повернуться и уйти. И, наконец, избавится от призрака, который приходит во сне и смотрит темными бездонными очами, угрожая затянуть в них, как в омуты – хотя, собственно, какая разница? И так ведь погиб – без этих глаз, оказывается, такой голод мучает, тоскливый, странный, страшный, словно становишься Холлоу…
- Бьякуя, - тихо сказала она. – Бьякуя-сама.
Кучики превратился в ледяную статую. Ками, она знает его имя! Но… впрочем, Укитаке-тайчо же окликнул его, когда подходил. А она запомнила.
- Спасибо, - безвольно расслабленной ладони коснулся холодный металл. Бьякуя вздрогнул: каким-то образом она вдруг оказалась совсем близко и почти втолкнула ему в руку фляжку. Пальцы машинально сжались на кожаной оплетке горлышка, а девушка уже торопилась прочь, унося за собой гипнотическое оцепенение, которое на него напало.
В третий раз он пришел, уже зная, куда и зачем идет.
Укитаке-тайчо его просьбе не удивился – без лишних вопросов вызвал Йоруичи-сан. Та похмыкала, наградила «Бьякую-бо» царственно-снисходительным взором, но помогла. Подразделение наследницы Шихоуин, наверное, могло раздобыть любую информацию.
- Бьякуя-сама? – потрясающе тихий у нее был голос. Как летний ласковый ветерок над поверхностью плавно текущей равнинной реки. Старушка, с которой она жила, не удивилась, а скорее испугалась, когда аристократ возник на пороге. Хисана же только встала навстречу, покорно взялась за протянутую руку – и снова эта убийственная безысходность в глазах.
Впервые в жизни Бьякуя не знал, о чем говорить; девушка шла рядом, опустив голову, покорно поворачивая, стоило ему хоть чуть-чуть переменить направление, и начинала спотыкаться, когда он, забывшись, ускорял шаг. И так же не поднимая головы – то ли не смела взглянуть на него, то ли поняла, что своим взглядом приковывает его к месту, - стояла рядом, пока он любовался закатом. И не знала поэтому, что он вовсе и не на умирающее солнце смотрел, а на ее тонкую шею и маленькие белые кисти, совсем не похожие на руки руконгайской нищенки.
|
Сайт 