Часть первая – Хисана Хисане нравилось смотреть через окно на ослепительно чистые крыши Сейрейтея, на неспешно проходящих по двору шинигами четвертого отряда, на белую башню, возвышавшуюся над всеми строениями, на прозрачное небо, на холм с большим топорищем, внушающим девушке неописуемый ужас. Раны, оставленные пустым, заживали медленно, и у неё было много свободного времени. Медик, что добрая женщина , глава четвертого отряда, приставила к ней, принес пару книг, но девушка даже к ним не прикоснулась, боясь испачкать и, не приведи боги, порвать белые – очень-очень белые - страницы. Время от времени заходила и сама капитан Унохана, справлялась о здоровье. Через открытое окно Хисана слышала обрывки разговоров, касавшихся непосредственно ее. «Нищенка из Руконгая… слабая… удивительно, что еще жива…» Но это совершенно ее не беспокоило. Она даже думала, что совершенно бессмысленно выжила. Ей стоило бы умереть. Пару раз она видела из окна того самого шинигами, который уничтожил пустого. Гордая осанка, отчужденное красивое лицо. Медик сказал ей, что это лейтенант и что девушке несказанно повезло, раз он спас её. А после шепотом поведал, что Кучики - имя лейтенанта медик произнес с глубоким уважением и страхом - спрашивался о здоровье госпожи Хисаны. Волнуется, добавил медик с сомнением. Больше эту тему они не поднимали. Пока лейтенант Кучики не появился сам. Первый раз Кучики пришел к ней спустя неделю. Посидел пару минут, которые прошли в абсолютном молчании, и ушел. Хисана так и не смогла заставить себя сказать ему хоть слово: молодой мужчина внушал ей страх. А после его ухода она долго смотрела на принесенную им веточку сакуры с одним распустившимся цветком и кучей бледно-розовых бутонов. Во второй раз Кучики снова принес веточку сакуры, словно не было ничего другого, что он мог подарить выздоравливающей, но Хисане казалось, лучшего подарка не найти. Девушка решилась его поблагодарить. - Не стоит, - вежливо добавил Кучики, выпрямившись на неудобном больничном стуле. Хисана, опустив глаза и сжав кончиками пальцев тонкое одеяло, боялась даже взглянуть на гостя, но и заставить себя отвернуться в сторону она не смогла. Остальные минуты странного свидания прошли в молчании. После этого молодой шинигами не приходил несколько дней. До Хисаны донеслось пару слухов о ней и Кучики, которые, впрочем, скоро затихли. Сакура завяла, розовые маленькие лепестки облетели с веточек, и медик, долго извиняясь, выкинул их, поставив в вазочку ветку сливы. Он сказал Хисане о скорой выписке. Девушка пробовала поговорить с медиком о родных районах Руконгая, но тот, внезапно замолчав, тихо добавил, что ничего об этом не знает. Вечером же принес ей сверток, на котором каллиграфическим почерком значилось ее имя. Хисане было страшно разворачиватьшуршащую бумагу под пристальным взглядом медика. Ей казалось, что подарки стыдно принимать от незнакомых ей людей. Да и от тех, кого она видела от силы три раза, тоже. - Открывайте, госпожа Хисана, разворачивайте, - подбодрил ее медик, - я пока за вечерним чаем схожу. Из свертка Хисана достала богатое кимоно из настоящего темно-синего шелка с вышитыми цветами по подолу, короткое письмо с пожеланиями выздоровления и тяжелый кошель с монетами. Хисана заплакала, уткнувшись в подарок.