Шаг, шаг, поворот, взмах, выпад, прыжок, выпад, еще шаг и взмах. Левая рука, правая, вместе, правая, левая, вместе... Замереть, а потом взорваться. Тихо, как вода, ярко, как огонь... Сакура высоко подняла ногу, правой рукой проводя под ней веером, а левой описала широкую дугу вокруг своего тела... Она уже хотела остановиться, но мир поплыл перед глазами, становясь серым и едва различимым. Сильные руки быстро подхватили ее падающее тело и хорошенько встряхнули. Она разлепила глаза, чувствуя огромную усталость своих мышц. Его черные глаза довольно улыбались, но губы оказались по-прежнему сердито поджаты. - Молодец, девочка. У тебя получилось.
Глубокой ночью, когда луна, испугавшись преступления, спряталась за тучи, Саске сидел на низком диване и, упираясь подбородком в рукоять, точил свою катану. Его руки двигались медленно и плавно, он отдыхал, занимаясь своим любимым делом. Месть - блюдо, которое следует подавать холодным... - так говорили великие самураи, и Учиха был полностью согласен с их словами. Никакой спешки, суеты и суматохи... Холодная точность выверенных движений, скупой расчет и трезвая голова. Истинно мстить нельзя на эмоциях, иначе теряется само ощущение мести, а ему на смену приходит простое убийство. Это целый ритуал, к которому нужно заранее подготовиться, ничего нельзя делать сгоряча. Предельная концентрация и сосредоточенность, а если позволить себе чувствовать что-то во время мести, то самому можно стать жертвой... - Саске? - девушка сошла вниз, кутаясь в длинное покрывало, которое стянула с футона. Она была бледной до болезненной синевы, но вот щеки ярко алели, ее трясло то ли от холода, то ли от страха. - Я, кажется, велел тебе спать, - не поворачивая головы, небрежно обронил мужчина, но в его голосе Сакура почувствовала хорошо скрытое напряжение. - Да, я помню, - Харуно кивнула, соглашаясь со словами жениха, но ее мысли были далеки от отдыха. - Так почему ты все еще здесь? - спокойно и сухо спросил Саске, продолжая водить какой-то материей по лезвию. - Ты знаешь почему, - тихо сказала она, подходя почти вплотную к нему. От тела девушки волнами исходило тепло и страх. Ее рука была горячей, она обжигала своими прикосновениями - Учиха смог ощутить это, когда Сакура случайно коснулась его кисти. - Ты ничего не в силах изменить. Тебе лучше отправиться в свою комнату, - непреклонно и чуть раздраженно отчеканил мужчина и встал. Указательным пальцем он провел по лезвию, и скупая улыбка удовлетворения на секунду замерла на его губах. - Пожалуйста... Сделай это быстро... - Месть - это не то, что можно сделать мгновенно. Она потому так называется, что люди мстят. Понимаешь, именно мстят, а не убивают. Однажды, когда ты захочешь отомстить, то ты поймешь. - А до этого? Объясни мне все сейчас! Пока есть время... пока мы еще живы, - последние слова Сакуры прозвучали совсем тихо, утонув в криках и мольбах. - Мой брат... - сквозь сжатые зубы кое-как выговорил Саске. - Итачи... Вот он - мстил. Мстил мне и моему отцу. Он был холоден и расчетлив, потому и оставил в живых меня и отца, но убил мать... Не думаю, что ты сможешь понять... - Учиха развернулся лицом к Харуно, даря ей последний взгляд, и быстро вышел из комнаты... Через несколько минут из ворот поместья выехал черный всадник. Он сразу же взял галоп и не стал оборачиваться назад. Лишь тихий ночной ветер, ласкающий щеки одиноко стоящей на ступенях девушки, донес до нее его слова: - Я постараюсь быть милосердным...,,
«Быть милосердным? Все же я погорячился с этим обещанием... Я не знаю, что значит милосердие, так каким же образом я смогу исполнить свои слова? Сакура, не понимаю как, но ты заставила меня пообещать это тебе, но ведь ничего еще не решено. Милосердие... Что это такое? Милосердие к врагу, который, едва ты повернешься к нему спиной, тут же засадит в тебя нож. Милосердие к предателю, которого в жизни интересуют лишь две вещи: деньги и еще раз деньги. Милосердие к женщине, которая сварлива и глупа до невозможности... Когда я вернусь, ты объяснишь мне, что значит быть милосердным. И, возможно, я пойму и попробую что-нибудь изменить, но не сейчас. Но и после твоих слов я никогда не стану милосердным, потому что мало кто заслуживают истинной жалости. Не показного сочувствия на их несчастные судьбы, а именно жалости. Самой настоящей жалости, так редко встречающейся теперь, и я не тот человек, который способен дарить тебе ее. И ты, Сакура, не заслуживаешь жалости. И сочувствия тоже. Я сумел, я смог, я сделал. Я покорил тебя, сломил твой характер, но не до конца. А теперь я думаю, а надо ли доводить задуманное мной дело до логического завершения? Нужна ли мне безвольная кукла, очередная тряпка, об которую так удобно вытереть ноги? Нужно ли мне отрезать твои ядовитые зубки и высасывать яд? Нужно ли бить тебя, покоряя и подчиняя себе? Ты стала послушной, и этого хватает. Я не хочу видеть тебя затюканной и забитой, не хочу видеть твои слезы и слышать ночные крики, потому что это отвратительно. Нет ничего хуже, чем сломанный человек, опустившийся так, что ниже уже некуда. И потому я не буду. Не буду поступать так с тобой, хотя, разумеется, мог бы. Мне ничего не будет за это, а вот тебе достанутся увечья и шрамы на всю жизнь. Ты стала сильной противницей, твой острый язычок развязался окончательно... Думаешь, я не знаю почему? Знаю, моя дорогая, конечно знаю. Ты стоишь рядом со мной, ты находишься под моей защитой, ты чувствуешь мое присутствие и становишься намного уверенней, чем в те моменты, когда ты бываешь в одиночестве. Вспомни хотя бы, как тебя избили служанки, когда ты осталась без меня буквально на несколько часов... Я сделал тебя стойкой и волевой, ты никогда не признаешь своего поражения, особенно у меня на глазах, но, как и всякая женщина, ты слаба. Пока я не контролирую тебя - ты расслаблена, но стоит мне сказать лишь одно обидное слово, то ты сразу же собираешься и борешься до конца. И это хорошо, Сакура, хорошо... Нет, я не буду ломать тебя, иначе мне просто станет скучно жить с тобой, и я выброшу тебя на улицу. Но я хочу, чтобы мои дети унаследовали не только от меня, но и от своей матери также, силу. Не только физическую, но и духовную тоже. Ты сильна духом, но слаба плотью... Вот ведь парадокс? Но и тело можно воспитать, если приложить все усилия для этого. И я помогу тебе в этом, потому что хочу видеть в тебе противника. Выносливого противника, который не является размазней. Оболочка будет мала, но за ней будет скрываться сила. А еще стойкость духа и закаленность души. Я не хочу скучать с тобой, я хочу действа, буйства эмоций и красок, я хочу, чтобы каждый новый день не был похож на предыдущий. Я хочу, а значит, сделаю. А теперь скажи мне, есть ли это милосердие? Сакура, отвечай...»
Девушка сидела на подушке, неподвижно смотря в одну точку на протяжении десяти минут. Фугаку, находящийся во главе стола, с интересом рассматривал свою будущую невестку. Под глазами залегли глубокие черные тени - она не спала уже вторую ночь; зеленые глаза не блестели и не светились - что-то сломалось в них, что-то дрогнуло и исчезло; руки слишком крепко сжимали фарфоровую чашечку с зеленым чаем, а зубы то и дело прикусывали уже изрядно пораненную губу. «И что же ты нашел в ней, Саске? У меня есть время, и я хочу узнать, чем эта маленькая девочка привлекла тебя. Мне недостаточно твоих слов о подчинении и управлении, я точно уверен, что здесь есть двойной подтекст. Скрытый смысл, который я просто обязан узнать». - Фугаку отправил себе в рот очередной кусочек риса, а тарелка Сакуры по-прежнему оставалась нетронутой. Она сделала небольшой глоток чая и, поставив чашку на столик, сложила руки на коленях. - Вы знаете, куда пошел Саске? - тихо, словно борясь с собой, решилась спросить Харуно. - Да, - он спокойно кивнул, не прекращая есть. - И вы даже не попробовали удержать его? - девушка впервые за весь завтрак подняла глаза на мужчину. Они были погасшими и неживыми, но гнев уже успел загореться в них. «Кажется, я уже кое-что понял. Глаза, все дело в них. Яркие, быстрые, светящиеся и такие живые... У тебя никогда не было таких глаз, сын, и такого открытого взора...» - Нет. - А вы не боитесь, что он умрет там? - она вскочила, если бы могла, но вчерашний день не прошел для Сакуры даром: тело почти не слушалось, раздраженно отзываясь на каждое движение.
- Не боюсь, - Фугаку прищурился, прекращая есть. Разговор начинал все больше и больше занимать его. - Как вы можете так спокойно говорить об этом? - ее голос звенел от гнева и ярости, а руки были сжаты в маленькие кулачки. - Очевидно, так и могу. Она все-таки вскочила и тут же плюхнулась обратно, не в силах устоять на ногах. Девушка отвернулась и зло смахнула слезы с ресниц. «Второе - выдержка. Все правильно - когда можно, она живет; когда нельзя - борется с собой. Меня начинает серьезно интересовать твоя невеста» - Зато теперь мне, наконец, стало понятно, в кого пошел Саске, - огрызаясь, ответила Сакура. - Весьма польщен, - он улыбнулся, видя глухую ярость на лице Харуно, но мгновенно посерьезнел. - Он учил вчера тебя драться? - Да, - слегка опешив от такого вопроса, ответила она. - Если сюда придут солдаты или войска армии, это не будет значить, что Саске мертв. Это может быть всего лишь их трюк, наглая уловка, на которую они захотят меня поймать. Ты будешь должна сидеть в своей комнате и никуда не высовываться. Если мой сын действительно умер, а они предъявят этому доказательства, тогда ты выйдешь и поможешь мне отомстить, а если нет, то сбежишь отсюда и вернешься в наше родовое поместье, где Саске будет ждать тебя, - голос Фугаку звучал ровно и уверенно, он был полностью убежден в правильности своих слов и считал, что по-другому быть не может. Сакура пораженно молчала. Она просто не могла поверить своим ушам... Этот план был дерзок, авантюрен и до безобразия смел, но не было никаких подтверждений, что он удастся. - Ты поняла меня, девочка? - глава клана смотрел на нее требовательно, но ненавязчиво, позволяя полностью вникнуть в его слова. - Да... - Харуно кивнула. - Если я убегу, а Саске не встретит меня там, что мне тогда делать? - Ты можешь убить себя в любой момент, - Учиха проводил задумчивым взглядом свою собеседницу, которая выходила из комнаты, медленно двигаясь. «Покорность. Надменность. Дерзость. Невинность... В ней смешано так много всего, что трудно разобраться во всех тонкостях. Я понимаю, сын, что привлекает тебя в ней. Она - дикая смесь, цветок, окрашенный во всевозможные цвета. О да, Саске, я определенно тебя понимаю, потому что и сам бы не отказался от такой игрушки. Только мы обсуждали уже, что она далеко не твоя игрушка...»
Он вошел в ворота поместья клана Харуно глубокой ночью, держа обнаженную катану острием вниз. Редкие факелы освещали его фигуру, скрывая глаза. Огонь играл с лезвием меча, бросая призрачные блики на него и заставляя отражать пламя своей зеркальной поверхностью. Луны не было видно, звезды спрятались за тучи, небо казалось затянутым в черное, непроницаемое полотно. Он скривил губы, вспоминая, как увидел здесь свою невесту в первый раз, как взял ее практически силой в чайном домике, как защитил от отца, который едва не убил ее, как увозил отсюда, поклявшись, что его жена никогда не вернется сюда... Подул ветер - зловещий и предупреждающий. Он будто пытался погасить факелы, чтобы свет не видел грядущее преступление. Саске обернулся, осмотревшись вокруг себя: на улице не было даже стражи. - Или ты слишком глуп, чтобы предугадать мое появление, или слишком смел, думая, что в одиночку справишься со мной, - произнес Учиха, продолжая бесшумно идти по дорожке, ведущей к главному дому. «Пожалуйста, Саске... пожалуйста», - в голове настойчиво продолжал звучать умоляющий голос девушки, а ее взгляд так и стоял перед глазами. - Интересно, что ты готова сделать ради того, чтобы твой отец умер почти безболезненно? - он ускорил шаг, желая покончить со всем как можно быстрее, но тут же одернул себя. Месть не вершится в спешке... - Я хотел спросить это у тебя в Эдо, но не стал, потому что заранее знаю твой ответ. Ты предложила бы мне себя, потому что ничего другого у тебя не осталось, - он ухмыльнулся, поражаясь своим словам. Раньше он спокойно задал бы этот вопрос и, получив удовлетворяющий ответ, незамедлительно начал его использовать. Раньше, но не теперь... - Но мне не нужны подачки, Сакура. Не нужно, чтобы ты ломала себя, соглашаясь на это. Я хочу сам подчинить тебя себе, хочу, чтобы ты добровольно высказала мне такую просьбу, хочу, чтобы ты сама признала меня господином. Я хочу слышать, как с твоих губ срывается “Саске-сама”... Тогда и только тогда я буду убежден, что ты стала моей полностью. Что твоя душа принадлежит мне без остатка... - Саске остановился перед дверью, чтобы окончательно успокоиться и создать прочный баланс между душой и телом. - Ты же знаешь, какой я собственник, - он позволил себе ухмыльнуться последней плотской мысли и, разувшись, отворил дверные створки. Темнота коридора поглотила его черный силуэт. Громко вскрикнула какая-то птица, потревоженная глубокой ночью неведомо кем. Тихий выдох раздался в помещении, и зло сверкнули его глаза, когда поймали метнувшуюся на лестницу тень. «Ты ждал меня, трусливый пес. Ждал все ночи с того момента, когда предал. Ты ждал, и сейчас твое ожидание будет оправдано...»
Черный, выжженный дотла лес. Стволы деревьев обуглены, их ветви сгорели и сломались, пеплом рассыпаясь по серой земле. Острый запах гари витал в воздухе, уничтожая кислород, забирая последние его частички из воздуха, поглощая в себя надежду на чудо... Куски обгорелых листков, которые некогда поражали своей сияющей зеленью, летали в умершем лесу, будто насмехаясь над его горем, ведь они были так похожи на листопад, случавшийся глубокой осенью. Девушка, чье лицо и фигуру скрывал плащ, шла в этом лесу, ступая босыми ногами на выгоревшую землю, в которой еще жил теплый призрак огня. Она морщилась при этом, но упрямо продолжала идти, окутанная серым дымом еще тлеющего леса. Жизнь не до конца покинула его, еще осталась надежда на спасение... Она тряхнула головой, сбрасывая капюшон с головы. Лишенные преграды ее длинные волосы широким ковром рассыпались по спине. Она нагнулась и взяла в руки черный комочек земли. Задумчиво принюхалась и разжала пальцы, позволяя ему упасть вниз. Тихий стон отчаяние вырвался из ее горла, когда девушка узнала этот запах. Запах смерти, запах оборвавшейся жизни... Неожиданно в тишине мертвого леса раздался громкий, пробирающий до самых костей и доводящий до дрожи крик. Скорее не крик, а страшный вопль, истошный визг существа, для которого навсегда исчез свет. Девушка испуганно вскинула голову и увидела огромную черную тень, несущуюся по серому небу к ней с огромной скоростью. Она прошептала что-то немеющими губами и вскинула руки перед лицом, словно они могли послужить надежной защитой против крылатой твари. Птица все быстрее и быстрее летела уже почти параллельно земле, и вот, когда уже ее острый клюв был готов защелкнуться, поглотив в себя девушку, наступила полная тишина...
- Аааа! - Сакура вскочила с футона, нарушая спокойствие поместья своим криком. На ее лбу выступил холодный пот, а губы и тело страшно дрожали от пережитого недавно страха. - Сон, это всего лишь плохой сон... - она откинулась обратно на подушку и сжала ее уголок в своих руках. Лунный свет лился в открытое окно, освещая ее бледное лицо и растрепанные волосы. - Плохой сон, - повторила она. - Но сегодня слишком страшная ночь, - сглотнула Харуно, вспоминая Учиху, который, может быть, в эту самую минуту убивает ее отца. - Все будет хорошо, - успокаивая саму себя, произнесла она. - Все будет хорошо, потому что иначе нельзя. Слышишь меня, Саске? Нельзя! - Сакура закрыла глаза, пытаясь вновь заснуть. - Ты обещал, что вернешься живым, Учиха... - прошептала она сквозь дрему. Ее брови вновь сошлись на переносице, а лицо исказила гримаса боли. Ночные кошмары никак не хотели отпускать свою жертву, и сегодня рядом не было человека, способного защитить ее и уберечь от беды. Сегодня рядом не было никого, и она осталась совсем одна. - Саске, я верю в тебя, - проговорил Фугаку, стоя у дверей, ведущих в комнату сына. Из нее доносилось чье-то спокойное сопение, прерываемое иногда тяжелыми вздохами. Невеста спала, дожидаясь своего жениха...
- Саске? - его голос дрожал так, что почти невозможно было понять слов, вылетавших из грязного рта. От Учихи волнами исходило презрение и холод. Он позволил себе только два этих чувства, потому что остальные могли помешать его плану. - Кажется, мы уже обсуждали, что для тебя я - Саске-сама, - он хищно усмехнулся и подошел на шаг ближе к мужчине, который медленно пятился к стене. - Не помню такого, - Хироши откровенно тянул время, надеясь урвать у судьбы еще несколько минут своей жалкой и никчемной жизни. - Это не имеет значения. Сейчас ты умрешь, и не плевать, в какой форме мое имя будет срывать с твоих губ, когда тело будет биться и извиваться в судорогах. Харуно передернулся и сделал шаг назад, желая ускользнуть от Саске, но легче было выпить море, чем заставить Учиху упустить свое жертву. - Ха! - крякнул мужчина, быстро соображая, как можно выкрутиться из сложившейся ситуации. Почему-то он был уверен, что деньги Саске не возьмет... - Может, мы сможем решить эту проблему мирным путем? - Хироши заискивающе взглянул на своего будущего зятя и попытался улыбнуться. Зубы Саске зло блеснули в ответ: - И как же ты собираешься сделать это? - наследник клана хмыкнул и вытянул руку вперед, любуясь игрой света на заточенном острие. Его собеседник надрывно сглотнул и сморщился - страх пропитывал его изнутри, он сковывал все движения и мешал и без того дурной голове нормально соображать. - Хм... - он задумался на секунду, а потом подпрыгнул на месте, сильно обрадовавшись чему-то. - А как насчет моей приемной дочери - Ханами? Не хочешь взять ее в уплату долга так же, как твой отец взял Сакуру? - он улыбался, полностью уверенный в своей правоте и в том, что от очередной девки Учиха не откажется, и его проблема будет успешно решена. Глаза Саске недобро блеснули, а руки сжались, крепче стискивая рукоять меча. Он тряхнул головой, откидывая со лба волосы, и сделал шаг вперед. «Горбатого и могила не исправит. Ты такая же сволочь, какой и являлся всю свою жизнь. Ничуть не изменился. Пожертвовал жизнью своей дочери, теперь вновь хочешь вылезти из ямы за счет женщины... Как же это низко для мужчины и главы клана. Теперь я начинаю сомневаться, а стоит ли пачкать о тебя катану? Не будет ли проще сломать твою тонкую шею и выпустить, наконец, подлую душонку? Не понимаю тебя, как можно жить и выживать, пользуясь, вернее, даже прикрываясь женщинами? Слабые, низкие, недостойные существа... Ты сам так говорил всегда, да и я был такого же мнения, но теперь получается, что за их счет ты пытаешься откупиться от меня, собираешься вновь поставить свою дочь перед собой, использовать ее в качестве щита... Низко, противно даже смотреть на тебя, стоять рядом... Ты не мужчина, ты слизняк, которому Боги по ошибке вручили мужское достоинство. Но оно, как видно, надежно спрятано в твоих штанах, и используешь ты его только ночью, когда становишься повелителем и хозяином для жены.
Но сильным нужно быть всегда, дни напролет. Только тогда ты сможешь добиться уважения, только тогда тебя начнут уважать. Только тогда, она назовет тебя господином...» - Нет, не хочу, но может, мне стоит взять тебя? - ухмыльнулся Саске, видя, как краска постепенно сходит с лица Хироши, и как оно начинает стремительно бледнеть... - Ч-что ты имеешь в виду? - заикание мужчины, выражающее его страх и боязнь, слышалось все отчетливей и отчетливей, а панические нотки в голосе уже открыто звучали, не встречая никакого сопротивления на своем пути. - То и имею. Хочу посмотреть, являешься ли ты женщиной на самом деле, или таков твой характер и норов? - Учиха изогнул рот в широкой усмешке и сделал еще один шаг вперед. - Да... Да... Да я тебя! - в горячке воскликнул Хироши, забывая, в какой ситуации он находится. Но Саске помнил об этом и прекрасно знал, как нужно наказывать провинившихся слуг... - Что ты меня? - он остановился в метре от дрожащего мужчины и не смог сдержать презрительный взгляд - стоило только взглянуть на то, как тряслись ноги Харуно. «Подло, очень подло нападать сзади. Бить в спину, думая, что тебе все сойдет с рук. Надеялся, что меня убьют раньше, или я сам сделаю это, не выдержав позора? Какой позор, о чем ты только думал! Плевать мне на мнение этих шавок, которые вьются у ног императора, ожидая подачек с барского стола. О каком нарушение традиций идет речь, если половина из них занимаются любовью с одиннадцатилетними девочками или мальчиками... Думаешь, для меня хоть что-то значат их слова, вернее, жалкое пищание, исходящее откуда-то снизу? Ты дурак, Хироши, дурак и полное ничтожество. Уж если взялся за что-то, то хоть бы довел дело до конца, продумал все последствия, которые могут наступить, если твой первоначальный план провалится. Тебя определенно мало учили в детстве, мало били, если били вообще. Только не могу одного понять - как у такого червяка как ты смогла вырасти такая дочь как Сакура? У нее силы в два, даже нет, в три раза больше, чем у тебя. Я говорю о нравственной, а не о физической мощи. Стержень, основа, которая заложена у девочки намного превосходит твою. Если начать ее тренировать, то скоро Сакура сможет превзойти некоторых воинов в нашей стране. Хотя бы потому, что никогда не сдастся и не покорится, никогда не признает свое поражение. Даже умирая, не сдавайся... Но ты ошибаешься, если думаешь, что она станет свободной в своих действиях, суждениях и поступках. Я стану ее хозяином, мою власть она будет признавать, мне будет подчиняться, только меня слушаться... Я стану ее всем, но ни за что не буду ломать девочку. Сломанный меч - лишь красивое украшение. Острая катана - отличный помощник в бою...» Учиха сделал последний шаг, разделяющий его и Хироши, и занес свое оружие. Харуно задрожал еще больше, он затрясся, словно опора уходила у него из-под ног, а потом упал на колени, едва ли не обнимая ноги своего палача. - Саске, я прошу тебя... Саске, я сделаю все, что захочешь... сколько угодно денег, женщин, драгоценностей... Только не убивай меня, я же отец твоей невесты... - он заплакал, захныкал, прижимая руки к груди, лихорадочно забормотал что-то, пытаясь отсрочить свою кончину, а потом растянулся на полу, обхватывая щиколотки Учихи. - Вспомнил, значит? - мужчина едва сдерживал себя от плевка, вид унижающегося Хироши был так отвратителен, что хотелось все бросить и уйти отсюда как можно скорее. Не видеть, не слышать, не чувствовать. Спокойствие и равнодушие, иначе месть - не месть. На улице грянул гром, шальной ветер ворвался в комнату, настежь распахнув оконные створки. Свитки, какая-то бумага полетели со стола и покатились по полу, нарушая тишину комнаты своим шелестом, который сейчас больше напоминал погребальную песню. Сверкнула молния, на секунду освещая комнату. Она отразилась в зеркалах, висящих в помещении, а еще в его глазах, которые успели превратиться в лед. - Хироши, ты умрешь за предательство, за измену, за недостойное поведение, порочащее мужчину, за свое слабоволие и ничтожность, за то, что ничего не смог достичь за свою длинную жизнь, за попытку убить свою дочь, за ее продажу, за слезы и блеяние, которые ты только что показал мне. Умрешь за то, что моя невеста плакала из-за тебя. За то, что ради нее я согласился быть милосердным с тобой... Умрешь, потому что недостоин жить... Харуно пригнулся, защищаясь выставленными вперед руками от стремительно приближающейся катаны. Его поза выражала такое рабское подчинение, что Учиха не смог удержаться и все же скривил свои губы в недовольном жесте. Он был холоден и расчетлив, но внутри него бушевало пламя. Блеснула сталь меча, загорелись его глаза, послышались сдавленный всхлипы, раздался неприятный звук разрываемой плоти, который неожиданно заполнил всю тишину комнаты, с оглушающим грохотом по полу покатилась отрубленная голова того, кто понес свою смерть в уплату долга. В уплату долга чести, которой у него никогда и не было... Алая кровь брызнула во все стороны, окрашивая меч в багровый цвет. Ее капельки попали на лицо и руки Саске, остались на его одежде, но он даже не обратил на это внимания. Лишь стоял и смотрел, как бьется в посмертных конвульсиях обезглавленное тело, смотрел, как его покидает жизнь... - Я был милосердным, Сакура. Его смерть была быстрой, - не вытирая меча, Саске развернулся и пошел прочь, оставляя позади себя человека, навсегда изменившего его жизнь в тот самый момент, когда он предложил свою дочь в уплату долга. А потом дверные створки разъехались, и Учиха столкнулся с Хеби. Несколько секунд она молча смотрела на мужчину, потом заметила кровь на нем, увидела то, что осталось от ее мужа, и закричала. Истошно, страшно заорала, вкладывая в крик все чувства, вспыхнувшие в душе. «О, нет, Сакура, нет. Я не стану убивать ее. Ведь ты говорила о милосердии» - саркастически улыбнулся он и оттолкнул мешавшую ему женщину. А из комнат поместья уже начали выбегать люди и слуги, привлеченные криком своей госпожи. - Милосердие. Никаких лишни смертей. Но когда я увижу тебя, девочка, то заставлю пожалеть о взятом с меня обещании, - он с трудом подавил в себе желание убить всех мешавших ему людей и начал свой долгий путь по возвращению домой...
Когда Сакура открыла глаза, разбуженная чьим-то громким разговором, который велся почему-то именно около дверей в ее комнату, то поняла, что вчера было не больно, а даже приятно. Потому что сейчас она чувствовала, как самое маленькое движение отдается в теле такой невыносимой резью, что впору кусать кулаки. Она приподнялась на руках, ощущая, как болит перетружденная спина, как саднят руки и кисти, усеянные многочисленными порезами - Учиха не был милосерден с ней вчера, как свинцом наливаются ноги, и как тихо ноет все тело. - Черт, - чуть ли не плача выговорила девушка, настолько ей было плохо. - Ненавижу процесс обучения у Саске, - она кое-как встала и замерла, привыкая к тому, что теперь боль сопровождает любое ее движение. Она подошла к окну, выглядывая из него, и тут же схватилась за голову - уже достаточно яркое и теплое весеннее солнце находилось едва-едва не в зените своего пути. - Уже почти закончилось время обеда, - Сакура сползла по стенке вниз, прижимаясь горящей спиной к холодной стене. - Это просто какое-то сумасшествие. Я так устала... Она сидела, наблюдая за тем, как игривый ветерок, проникающий в комнату с улицы, играет с засохшими ветками сакуры, которые, наверное, остались с еще прошлого года. Те же самые порывы теплого воздуха перебирали пряди ее растрепанных волос, нежно гладили и ласкали кожу, принося с собой умиротворение, покой и дымку призрачного счастья. Харуно откинула голову назад и закрыла глаза. Сквозь пелену какого-то оцепенения она слышала шум из сада, голоса спорящих о чем-то людей, тихое шелестение веток молодых деревьев, мягкую, убаюкивающую песню ветра... «Я запуталась, теперь я совершенно точно вижу это. Запуталась в своих чувствах, эмоциях, в своих желаниях и мечтах... Я запуталась в своей собственной душе, и причина всего этого только одна. Я запуталась в тебе, Саске, я совершенно не знаю, что мне теперь делать. Раньше во мне жила лишь ненависть, а еще острое желание освободиться от тебя и оков рабства, которые изначально наброшены на женщину в этой стране. Я хотела убить тебя, уничтожить и испепелить взглядом. Любое твое движение, любой поступок или слово я воспринимала настолько враждебно, насколько была способна. Но теперь... теперь все по-другому. Твои слова и постоянные насмешки причиняет мне боль, они оскорбляют, унижают, иногда доводят до бешенства, но не ранят. Кажется, что я просто привыкла, приняла мысль, что мне придется провести с тобой остаток дней, но я вижу, что здесь что-то нечисто. Это раздражает! Неопределенность, неуверенность, запутанность моего положения... Но что еще хуже, так я стала... понимать тебя? Да, наверное, так. Пока не все и далеко не всегда, но уже местами я могу представить себе это. Могу прочувствовать, ощутить, могу испытать на себе... Только сейчас начинаю понимать все твои великолепно исполненные шаги в нашей шахматной партии. Медленно, но верно и неуклонно ты показывал мне свою жизнь изнутри. С ее прелестями и уродствами, с ее лживой, подлой циничностью и дружбой, крепкой, настоящей дружбой. Ты открывал мне глаза на свой мир, свою судьбу, не знаю, правда, зачем, но ты делал это. Тренировал, издевался, буквально уничтожал, а потом восстанавливал. Восставшие из праха, да Саске? Почти про нас с тобой...» - Сакура грустно и рассеянно улыбнулась, словно удивляясь своей неожиданной догадке. «Я знаю, что могу ошибаться сейчас, знаю, что ты принесешь мне еще много боли, причинишь много страданий, но я готова к этому. О, да, сейчас я по-настоящему готова ко всему. Слова, сказанные мной две недели назад относительно того, что я готова, были лишь моей глупой выдумкой, сказкой для маленькой и наивной девочки. Я выросла, стала... Нет, далеко не сильнее, но выносливей. Ты отлично подготовил меня к будущей жизни, ведь меня ожидает далеко не праздник. Если смогу, то скажу тебе спасибо, когда увижу. Если ты вернешься живым, что тогда мне делать? Нам нужно поговорить, по крайней мере, это нужно мне, а вот насчет тебя я могу и заблуждаться. Прежде чем начинать разговор с тобой, Саске, мне нужно многое обдумать и осмыслить, потому что идти к тебе только с тонкими намеками и расплывчатыми предложениями... Наверное, лучше сражаться с бешеной собакой, чем так обратиться к тебе. Что-то определенно меняется, а что-то уже давно изменилось, только я не заметила этого, пропустила важную вещь. Мне определенно не достает одного фрагмента, чтобы полностью собрать картинку в голове, но пока я не знаю, чего именно мне не достает. Но надеюсь узнать. Разумеется, с твоей помощью. Я стала зависимой от тебя, мне не хватает тебя сейчас, я нуждаюсь в тебе, словно в воздухе. Ты нужен мне, необходим, но это невозможно... Как невозможно и наше гармоничное существование. Мы всегда будем ссориться, ругаться, цепляться и оскорблять друг друга, это уже предрешено. В нашем случае осколки витража никогда не станут на свои места, какой-то маленький, незначительный с первого взгляда кусочек, всегда будет теряться, заставляя картину полностью менять себя. Я знаю, что вряд ли смогу сказать тебе это вслух, слишком страшно смотреть в твои непроницаемые глаза, поэтому скажу хотя бы в своих мыслях. Спасибо тебе, Саске. Спасибо...» - Сакура обхватила руками свои коленки и медленно съехала на бок, поддавшись дреме. Она лежала на полу, трогательно свернувшись клубком, и тихо всхлипывала, позволяя редким слезам беспрепятственно стекать по лицу. Она выросла, она научилась страдать тихо, переживать все наедине с собой и плакать без слез... - Я никогда не думала, что несколько дней без тебя дадутся мне так плохо. Я волнуюсь и сама не знаю почему, но, наверное, скоро мои смутные догадки обретут под собой почву.
Сайт 