Эдо встретил его серым утром, густым туманом и жуткой сыростью. Учиха шел, измеряя свой путь широкими шагами, внимательно смотрел по сторонам и курил сигарету, выпуская сизый дым во влажный воздух. Он старался двигаться быстро, но особо никуда не спешил, зная, что если его найдут, то потом люди не станут говорить о трусости наследника клана. Мужчина был собран, сосредоточен и готов ко всему. Возмездие вряд ли заставит себя ждать, убийство дворянина еще никому не сходило с рук, не сойдет и ему. Но месть свершилась, поздно жалеть о былом, главное то, что его цель выполнена. Саске провел рукой по волосам, отбрасывая их со лба, и чуть замедлил свое движение. «Куда теперь? Домой, в поместье? Там ждет отец, ждут важные документы, мое завещание, но... я не хочу возвращаться туда. Вернее хочу, но, Сакура, не пора ли преподать тебе еще один урок? Я знаю, ты ожидаешь меня, думаешь обо мне, боишься за меня... Это, наверное, приятно, но только не в моем случае. Не хочу, чтобы ты расслаблялась, не хочу создавать иллюзию отношений и чувств, не хочу делать тебя более мягкой, покладистой, нежной... Эмоции, мне нужны эмоции. Моя страсть - твоя боль; мои грехи - твоя расплата; моя совесть - всего лишь твоя ошибка. Мне кажется, что-то происходит с тобой, ты становишься... другой? Моей жестокости недостаточно, я был слишком мягок с тобой, а это непростительно. Я перестал контролировать себя, все чаще мои эмоции всплывают на поверхность, все труднее и труднее мне удается сдерживать себя... Это неправильно, так не должно быть. Ничего, я еще успею исправить свои ошибки. У меня нет сердца, ты сама говорила, что я - бесчувственная ледышка. Так пора бы мне начать соответствовать твоим представлениям обо мне. Я упустил момент, когда стал таким человечным, но больше это не повторится. Хочу чувствовать твою боль, хочу наслаждаться твоей агонией, хочу заставить тебя трепетать передо мной, хочу ощущать твою ненависть. А когда я его-то хочу, то всегда добиваюсь этого... Тебе будет несладко, я обещаю, но пора привыкать, что я не умею быть милосердным...» Учиха прищурился, изогнул губы в насмешливой улыбке и глубоко вздохнул, отбрасывая в сторону сигарету. Принятое решение успокоило его душу, заставило его ледяное сердце биться чуть чаще, а кровь быстрее течь по жилам... Предвкушение порой бывает куда лучше самого действия. Но долго ли продлится такая утопия? Долго ли хватит твоего упорства? Не сломят ли грустные глаза девчонки твое упрямство? Сможешь ли вынести ее боль? Сможешь, ведь у тебя нет сердца, но зато есть глаза, которые становятся непозволительно мягкими во время ваших разговоров с ней... - Хочу упиваться твоей болью, малышка, - тихо сказал он и развернулся, чтобы изменить свой путь. Мощеная дорога извивалась под его ногами, но Саске было все равно на запутанный маршрут. Он прекрасно знал свой путь, ведь проделывал его не раз и не два. Слишком часто Учиха посещал это заведение до того, как привез свою невесту в родовое поместье, и слишком редко начал заниматься этим после. Но сегодня он исправит эту ошибку в тройном размере. Его ожидают прекрасный день и ночь. Его ожидают элитные девушки, которые очень хорошо знакомы с предпочтениями одного из лучших своих клиентов. Его ожидает удовольствие, наслаждение и предвкушение финальной точки, которую поставят ее обиженные глаза. Его ожидает самый известный в Эдо публичный дом.
Сакура проснулась, стуча зубами от холода. Она зябко поежилась и села, едва не встретившись затылком с краем подоконника. В комнате было темно, глаза тут же начали слезиться, не привыкшие к такому освещению. - Ночь? - удивляясь, спросила у себя девушка, когда смогла встать и посмотреть в окно. - Ночь... - Харуно, думая о совершенно других вещах, чертила пальчиками причудливые узоры на деревянной поверхности. - Прошли всего лишь сутки, неполные двадцать четыре часа, но мне кажется, что намного больше. Плохо, мне очень плохо. Я чувствую, как что-то точит меня изнутри, как страх и отчаяние холодными пальцами сжимают мое сердце, как тугими струнами натянуты нервы... Я никогда так хорошо не ощущала себя, никогда не испытывала таких эмоций, которые бушуют во мне сейчас. Меня раздирают противоречия: отец и Учиха. Наверное, Саске его уже убил, но это почему-то не вызывает во мне каких-то особенно сильных чувств. Возможно, я давно потеряла все родственные нити с ним. Привыкла жать фактически без него, привыкла быть одна в своей семье, привыкла к ощущению бесполезности и ненужности. Но душа все равно ноет, я понимаю, что стала круглой сиротой, что у меня больше нет кровных родственников, что теперь я полностью принадлежу Саске, нахожусь в его полноправном владении. И хоть при жизни отца, я так же была в полном распоряжении Учихи, все-таки существовала некая иллюзия, придуманная мною сказка, которая гарантировала призрачное спокойствие. Я завишу, теперь я понимаю это. Я завишу от тебя, Учиха Саске. И мне это сильно не нравится...
Фугаку сидел, просматривая задумчивым взглядом стопку бумаг, которая внушительной горой покоилась перед ним на столе. «Где тебя носит, Саске? Сегодня пришло письмо, ты до сих пор не объявился в поместье, но и солдаты все еще не пришли сюда. Если бы умер, то уже через несколько часов слуги дворян были здесь, а если бы жив, то сам должен явиться сюда как можно скорее. Так, где же ты, мальчишка?» Мужчина взялся кисть, обмакнув ее перед этим в чернила, и занес руку над ждущей его бумагой. Через несколько секунд черная капля полетела вниз, испачкав белоснежный лист, и расползлась по нему черной, неприглядной кляксой. Учиха раздраженно бросил на стол кисть и резко поднялся со своего места. Потом подошел к окну, широко распахнул его и вдохнул в грудь как можно больше воздуха, чтобы хоть как-то успокоиться. - Это глупо - поднимать вот так панику, но слишком большая цена за малейшую ошибку, слишком много мы поставили на карту, слишком натянуты мои нервы, - проговорил он, стараясь дышать ровно и глубоко. - Ты ведь понимаешь это все, Саске, понимаешь, но тогда где же тебя носит? Решил издеваться над своей невестой? В очередной раз устроить ей испытание на прочность, поиграть с ней, как с глупой мышью, развлечься, отдохнуть от всего? Так делай это! Делай все, что угодно, но никогда не смей заниматься этим без моего ведома. Я - твой отец и глава семьи. Со своей невестой ты можешь поступать так, со мной - просто не имеешь права... Ветер глухо завывал на улице, нагоняя тоску и печаль. Он трепал молодые деревья, их тонкие ветви и побеги, разрезал гладь спокойной воды, пуская по ней волны и большие круги, шелестел травой, поднимая в воздух маленькие листья. Играл с природой, чувствуя себя хозяином положения и властелином земли. Не знал подчинение и покорности, полагая, что ничто и никто не смеет диктовать ему или же указывать. Был свободным, ничем не связанным господином... Но так было раньше, до того момента, когда мир изменился, а ветер и не заметил этого. Теперь все будет по-другому, теперь потоки навсегда поменяют свое направление, и никто не станет спрашивать его мнения, теперь наступает новая эпоха. Эпоха ветров с Юга...
Дни проходили медленно, слово густой мед, неторопливо и тягуче стекающий с ложки. Все превратилось в одну сплошную, серую, почти бесцветную пелену, которую иногда разбавляли красками редкие ужины или завтраки с Фугаку. Казалось, солнце навсегда ушло за тучи, перестав освещать этот грешный мир; дожди лились едва ли не каждый день, надеясь затопить землю, унести ее с собой под воду; а ночами, когда природа и стихии успокаивались, позволяя себе небольшие перерывы, приходили они - кошмары - ее извечные спутники, без которых не обходился ни один сон. Они топили, затягивали в себя и угнетали намного больше, чем погода за окном. Они пугали, заставляя дрожать и кричать от страха, но никогда не позволяли проснуться и сбросить с себя цепкую паутину ужаса. Смерть, кровь, боль и страдания стали ее постоянными друзьями, от которых было невозможно избавиться. А иногда, в их бесконечной череде, проступал нечеткий силуэт какого-то человека. Серый, как и все, что его окружало, он через несколько секунд сливался с обстановкой, и оставалось лишь лицо, лицо, на котором кровяными пятнами ярко виднелись его багровые глаза. Завораживающие, парализующие, дарящие надежду... А утром вновь приходили дожди, холодный ветер и страшная боль, которую ничто не могло притупить и погасить. А еще была неизвестность - когда от каждого сообщения, приходившего вместе с беркутом, тряслись коленки, и дрожали руки; когда от малейшего ночного скрипа, кошмар превращался в жестокую реальность, где все было точно так же, но только наяву; когда казалось, что тебя заглатывает болотная трясина, когда страшно и невозможно дышать, словно тебе перекрыли кислород, когда ты не живешь, а всего лишь существуешь, потому что его нет рядом. Ощущение реальности терялось, грани сознания становились все расплывчатей и расплывчатей, им на смену приходила глухая тоска, загнанного в угол зверя. Даже не так, не зверя, а маленького, совсем неопытного зверька, который только начинал чувствовать сладостную горечь свободы на своих губах. Целые дни проходили без движения, ничего не хотелось делать, ничем не хотелось заниматься, просто сидеть, уткнувшись лицом в колени, или тяжелыми глазами смотреть в одну точку и ждать. Ждать, потому что ничего другого не осталось, ждать, потому что все силы неожиданно куда-то делись, ждать, потому что смерть - оружие слабых. Глаза стекленели, пустели, замирали, теряли былую яркость и красоту. В них, словно в зеркале, отражалась душа маленькой девчонки, которая вконец запуталась во всем. Так же в них были видны и мысли этого несчастного создания. Мысли, которые давили, обвиняли и предавали, посмев родиться в дурной голове. Любовь и ненависть, отчаянная надежда на чудо и холодный, безжалостный мрак, который перечеркивал все чудеса на корню. А потом снова приходил страх: душащий, убивающий все светлые эмоции, выталкивающий сознание из хрупкого равновесия, уничтожающий призрачный покой. Каждый шорох становился врагом, каждый звук - непреодолимым препятствием. Силы медленно покидали тело, все они уходили на борьбу с глупыми кошмарами, которые возникали от давящего ощущения полной безызвестности... Неопределенность раздражала, хотелось плакать, кричать в голос и выть раненым зверем. Хотелось лезть на стенку, царапать деревянную мебель, разбивать фарфоровые статуэтки. Хотелось выдрать, с кровью и мясом выдрать сердце из собственной груди, выкинуть его в окно и стать, наконец, свободной, независимой от обстоятельств. Но так поступать было нельзя. Сильные девочки так не делают, они борются со своими страхами, сражаются с эмоциями, ведут неравную борьбу с сознанием... Сильные девочки терпят все жизненные трудности, они переживают их, скрипя зубами и скрепя сердце. Они не плачут, не жалуются и не истерят. Потому что они сильные, потому что это слабость - показывать свои эмоции. И она тоже не будет так делать, ведь она сильная. Не будет, потому что Он сказал, что Она сильная. Побитая собака, зализывающая свои раны; могучий волк, умирающий в тени былого величия; вольная птица, которой обрезали крылья. Кто она в этой жизни, кем является для него? Ответа нет, и Его тоже нет. Но есть надежда, есть упование, есть несокрушимые мечты, которые, возможно, уже никогда не исполнятся, потому что цветку закрыли солнце...
Она сидела на футоне в его комнате в родовом поместье клана Учиха. Фугаку и Сакура приехали сюда спустя четыре дня после ухода Саске, когда он так нигде и не объявился. Девушка плохо помнила поездку, плохо помнила прошедшие дни. Она вообще плохо все помнила, потому что все ее существо занимала дикая, отчаянная боль. Физическая, душевная - она стала неотъемлемой частью Харуно, ее неотделимой чертой, которой не было видно конца. Ныло сердце, болела душа, разрывалось на мелкие части тело. В голове стучали маленькие молоточки, стучали монотонно и не переставая, будто силясь сломить девушку, сломать, наконец, ее бунтарский характер и вольную натуру. Перед глазами все плыло от нехватки сна и истощения - боясь ночных кошмаров, Сакура не спала уже четвертые сутки. Погода за окном была больше похожа на чьи-то похороны, чем на рассвет новой жизни. Серая пелена дождя, чьи капли стучали по деревянным, плотно закрытым ставням, темное небо, полностью усыпанное тучами, как земля, покрытая розовыми лепестками, во время цветения сакуры... Но до этого момента было довольно далеко, а картина за окном уж точно не прибавляла лучезарности. - Тяжело, трудно, плохо... - шептала она в пустоту комнаты, и ее слова эхом раздавались в ней, зеркально отображая собственное одиночество девушки. - Больно, мне больно... - она прикрыла глаза, пытаясь в этом простом жесте найти успокоение, но это было невозможно. Ее вера иссякла и угасла, а глаза давно перестали видеть свет в конце тоннеля. - Где же ты? Жив ли еще? Вернешься ли домой, увидишь отца и меня, усмехнешься ли и холодно сверкнешь глазами в мою сторону? Ответа нет, а сердце сильно трепещет и быстро-быстро бьется, подозревая беду. Надеюсь, продолжаю слабо надеяться на лучшее, но сил осталось так мало... - ее глаза закрылись окончательно, и она буквально рухнула на футон, вдыхая едва ощутимый аромат мужского тела, который еще сохранился в простынях. - Представляешь, Саске, я беспокоюсь о тебе и переживаю. Нервничаю, волнуюсь, постоянно думаю о тебе, хотя и страдаю от этих мыслей. Разве мог ты или я предположить такое всего пару недель назад? Конечно, нет. Так что же случилось с нами, что случилось со мной и тобой? Неужели, мои подозрения все же подтвердились? Мне кажется, или мое сердце предало меня, изменило принципам и нарушило все обещания? Может, я ошибаюсь, но, скорее всего, чувства действительно начали зарождаться в нем?..
Фугаку мерил шагами комнату, сжимая и разжимая кулаки. Прошло семь дней - семь ночей, прошедших почти бес сна, и семь дней, полных тяжкого ожидания. А от Саске так и не было вестей. Но почти все указывало на его смерть. В поместье уже несколько раз являлись солдаты, ища младшего Учиху - смерть Хироши удалось скрыть от высшего света, объяснив, что он умер от обычной остановки сердца, но те, кто задумал все это представление, конечно же, знали об истинных причинах его гибели, они знали имя убийцы, а потому искали его, не переставая. И хотя обыск в поместье не проводился, да и дальше главных ворот в него никто не проникал, Фугаку четко знал, что однажды этому придет конец, ведь сила и известность клана Учиха может помочь ему далеко не всегда... - Фугаку-сама? - грустный голос Сакуры раздался со стороны лестницы. Мужчина повернул голову и увидел, что девушка стояла на последней ступеньке, завернутая в простыню с головы до пят, и опиралась рукой о стену. - Нет, - коротко ответил он, прекрасно зная, что хотела спросить у него Харуно. Она ничего не произнесла в ответ и даже никак не отреагировала - лишь в зеленых глазах погас еще один огонек. «Что же случится, когда твой взгляд окончательно потухнет? Сможешь ли ты выдержать все это и пережить, если Саске погибнет? День ото дня ты увядаешь все больше и больше, гаснешь прямо на моих глазах. У тебя отняли воду, перекрыли доступ кислорода, увели почву прямо из под ног... Но самое страшное, что у тебя отняли спички и дрова, которые поддерживали пламя твоего костра. Огонь потухнет, если его постоянно не подкармливать. Ему не для кого и незачем будет гореть...», - мужчина проводил Сакуру долгим взглядом, который мурашками отозвался на ее спине. «Саске, что же ты творишь со всеми нами? Где тебя носят черти? Не понимаю ничего, абсолютно ничего. Ты знаешь, как сильно угнетает незнание. Раз знаешь, то почему позволяешь себе такие вещи? Я твой отец, я воспитывал тебя сильным человеком, ты почти всегда был со мной. Я не могу не думать о плохом, но нутром чувствую, что ты жив. Нас соединяют узы крови клана Учиха, а это что-то посерьезней, чем простые отношения отца и сына. Раз жив, то почему не сообщаешь мне об этом? Ты можешь играться со своей невестой, можешь творить с ней все, что угодно, но с собой я так поступать не позволю. Ты всего лишь мальчишка, который слишком сильно увлекся своими играми. Дай только мне увидеть тебя...» - Фугаку вздохнул, ощутив в своих мыслях отчаянную мольбу, и перевел взгляд в сторону своей катаны. «Я начинаю волноваться за тебя. Тебе не сойдет с рук мое волнение. Ты даже представить не можешь себе, что нужно сделать, чтобы я начал по-настоящему волноваться. Хотя нет, наверное, можешь. Помнишь, как Сакура пропала, и ты искал ее по всему поместью? Странные чувства, не правда ли?...»
Саске стоял на балконе, смотря в ночное небо, на котором светилась ярким серебром красавица-луна. Позади него раздавалось сонное дыхание двух девушек, с которыми он провел два последних дня и три ночи. Он выдохнул, прикрыл глаза и усмехнулся - что-то в нем противилось происходящему, что-то упорно мешало ему безмятежно заниматься с ними любовью, что-то не давало спокойно спать по ночам... Но ведь раньше такого не было, он свободно и раскованно чувствовал себя в постели с женщинами, вел себя так, как ему нравилось. Он не оглядывался назад и не смотрел по сторонам, ему было плевать на чувства других людей, он жил только для удовлетворения себя и своей похоти. Но так было раньше, а сегодня все уже изменилось. Перед глазами постоянно мелькала волна розовых густых волос, зеленые глаза разрезали окутывающую его темноту в самое неожиданно время, тихий, но непоколебимый голос эхом раздавался в ушах, смешиваясь со стонами этих продажных женщин. На душе было неспокойно и тоскливо. На ум приходили странные мысли, о которых, он не имел права даже думать, не то что реализовывать их. Поза, жесты, взгляды, стоны... Все это напоминало о ней. О страхе и отчаянной борьбе, когда он взял ее в самый первый раз на полу в чайном доме, о грустных, поникших глазах, когда он оскорблял ее, унижал, втаптывал в грязь, о негромких словах, которые срывались с ее уст отчаянной мольбой, когда он уходил, чтобы свершить свою месть, чтобы убить ее отца. Он занимался любовью много раз за прошедшее время, но ничто не смогло повторить тот момент полного наслаждения, когда он на секунду почувствовал полное единение со своей невестой, когда она на краткий миг стала полностью принадлежать ему. Их стоны - очень громкие и сладострастные, их жесты - слишком умелые и опытные, их тела - уже использованные другими людьми десятки раз, и вряд ли кто-нибудь помнит, кто был самым первым мужчиной в их жизни. Саске не понимал сам себя, он окончательно запутался в своих мыслях, но чувствовал, что все это - неправильно, что он не может и не имеет права так поступать, что должен продолжать обращаться с Сакурой так, как обращался с ней раньше. Ничего нельзя было менять, никому поддаваться. Нельзя слушать свое внезапно ожившее сердце - обычно оно плохой советчик. Нельзя действовать, полагаясь лишь на эмоции, нельзя жить душевными порывами... И он не будет. Потому что так нельзя. Потому что мужчина не может так поступать. Потому что настоящий мужчина должен быть стеной, каменной стеной, которая сможет в случае опасности защитить близких и нужных ему людей. Стеной, какую Сакура должна будет однажды преодолеть... Стеной, а не жалкими перилами. Да и за всякой стеной должен быть ров - надежный тыл, который Саске сам создаст себе. А вернее, уже создал, воспитав мужество в этой хрупкой девушке. Он поднял голову, вглядываясь в небо, усыпанное звездами.
- Мое сердце потухло, оно уничтожило себя, превратившись в ледяную глыбу. Но, похоже, что ты, Сакура, способна оживлять давно умершие вещи... Хорошо, моя девочка, мы посмотрим, справишься ли ты на этот раз, сможешь ли перенести предназначенный тебе удар, захочешь ли после всего, что случится с тобой, еще хоть раз посмотреть на меня грустными и жалеющими глазами. Если сможешь, если ты сделаешь это, то, может быть, я соглашусь с тем, что существует жизнь и после смерти... Но сделать тебя стойкой я обязан. Мне не нужна кукла, которая может двигаться только тогда, когда ее дергает за веревочки умелый кукловод. Мне не нужна твоя бледная тень, мне нужна живая ты... - Учиха допил саке и оглянулся. Женщины показались ему еще более непривлекательными, чем это было в самую первую ночь. Он подошел к ним, лег рядом, будя своими прикосновениями. - Идите ко мне, дорогие мои... - мужчина буквально выплюнул эти слова, едва ли не насильно заставляя себя прикоснуться к девушкам. Потом на секунду прикрыл глаза, борясь с собой, а когда открыл, то они были пусты и холодны, и лишь на губах блуждала легкая улыбка предвкушения оргазма, который, несомненно, скоро наступит, ведь не зря же он выложил за этих крошек столько денег?... Он топил в себе эмоции, уничтожая их на корню, не позволял чувствам брать верх над разумом, следил за своими поступками, осуществлял постоянный, почти непрерывный контроль за своими словами, внимательно следя, чтобы в них никогда, а точнее очень редко, звучала правда, которая могла бы объяснить его странные действия... Но сейчас он не просто убил свои истинные желания, он смог обуздать волю и нрав, заставил себя действовать по строго намеченному плану. Плану, который вырисовывался в его голове уже очень давно, плану, который поможет его невесте стать сильнее, мудрее и... еще желаннее? Но почему же Саске не по душе его действия, почему он вынужден топить в саке свою тоску и легкое сожаление, почему принуждает себя к любви с ними? Почему не может, как раньше погружаться в процесс, но забывать о душе? Почему больше всего на свете он желал сейчас лишь ее? И почему не идет и не берет, ведь это почти ничего не стоит... Учиха не знает, и никто не знает. «Я вернусь, я скоро вернусь домой, чтобы быстрее увидеть разочарование в твоих глазах и почувствовать некоторую жалость к тебе - ведь ты не выбирала себе такую жизнь. Быть может, тогда я смогу понять причины своих поступков? Жди меня, мой цветок. Жди и не смей увядать...»
- Саске-кун! - девочка радостно улыбнулась, смотря на приближающегося мальчика. Она ждала его здесь каждый день на протяжении целого месяца, который прошел с их первой встречи, так нежданно-негаданно изменившей жизнь малютки. - Сакура? - маленький Учиха удивленно посмотрел на застенчиво улыбающуюся девочку, что разглядывала его широко открытыми глазами, которые лукаво смотрели, наполовину прикрытые поднятыми коленками. - А я так ждала тебя! - воскликнула малышка, спрыгивая с ветки. Она подбежала к Саске, весело говоря что-то на бегу, еле успела затормозить, да и то перед самым носом Учихи, подняв в воздух кучу брызг. Сакура продолжила свой рассказ, не заметив поначалу, как устало смотрят на нее черные глаза, как утомление скользит в его позе и жестах, как сильно он вымотался за последнее время. - А почему ты так долго не приходил сюда, Саске-кун? - она впервые за весь разговор внимательно посмотрела на своего собеседника и тут же всплеснула руками. - Ты выглядишь таким усталым... - Заметила? - едко улыбнулся Учиха, выпрямляя спину и расправляя плечи. - Извини, пожалуйста, - пробормотала она, неловко краснея. Несколько секунд она стояла и смотрела на мальчика, а потом, взметнув двумя короткими косичками, взяла его за руку. - Пойдем, посидим на дереве... Когда солнце уже почти коснулось зеркальной поверхности воды, и сквозь ветви старой ракиты его прощальные лучи окрасили дерево в красный цвет, Саске, наконец, очнулся от странного оцепенения, которое завладело им во время разговора с Сакурой. - Уже поздно, мне пора, - коротко сказал он и спрыгнул с дерева в воду, в которой, казалось, растворилась чья-то кровь. - Ты придешь еще? - в ее глазах хоть и были видны будущие слезы, но сейчас она не плакала, пытаясь сдержаться. - Я не знаю, - он стоял спиной к девочке, возможно, не желая видеть ее лица, или же, показывать своего. - Я буду ждать. Я всегда буду ждать тебя, Саске-кун, - тихо проговорила малютка, понимая, что мальчик вряд ли придет сюда еще раз. - Это хорошо, - он быстро побежал прочь, разбрызгивая воду вокруг себя и оглушая округу задорным плеском. - Ты еще вернешься ко мне. Когда-нибудь ты обязательно вернешься... - уверенно прошептала Сакура, вытирая теплыми пальчиками влажные щечки.
Кто же знал, что слова маленькой девочки окажутся пророческими? Что теперь ей придется вечно ждать его возвращения, сидя дома и волнуясь за жизнь и судьбу? Кто знал, что теперь это станет ее уделом, ее постоянно ноющей раной, ее зияющей пустотой в сердце и холодом на душе? Кто знал, что теперь ей придется считать минуты и секунды, проводить бесчисленные часы, сидя на одном месте и глядя в одну точку, слушать, как равномерно и гулко бьется сердце? Никто. Но теперь она знает. Сакура Харуно знает, что такое настоящее ожидание, что такое предчувствие чего-то нехорошего, ощущение надвигающейся гибели и опасности, что такое осязать дыхание смерти на своей коже. Она знает, и Саске тоже знает, но не перестает так поступать с ней. И нет ответа на вопрос, который еще не был задан. Но когда Сакура задаст его, Учиха сможет выкрутиться, потому что есть такие вещи, в которых ты с неохотой признаешься даже самому себе. Потому что упрямо хочешь отрицать очевидное и не признавать правду, звучащую в ее словах...
- Фугаку-сама, прошло девять дней. Вы думаете, еще есть надежда? - девушка сидела в кресле напротив главы клана и пыталась читать какой-то свиток. Но она еле узнавала иероглифы, которые буквально растворялись перед ее глазами и никак не хотели складываться в отдельные слова и предложения. Он оторвался от очередной стопки бумаг, которые стали постоянными спутниками его сильно загруженных дней и ночей, и долгим, внимательным взглядом посмотрел на девушку. Молчание и тугая тишина, повисшая между ними, казалось, были насквозь пронизаны электрическими разрядами, которые вот-вот станут видимыми и даже ощутимыми. - Надежды нет... - ее зрачки расширились, а глаза дрогнули от ужаса, - но он вернется. Сакура удивленно посмотрела на своего будущего тестя. «Какие странные вещи он говорит, как легко рассуждает обо всем этом. Его сын, его плоть, может уже давно погиб, а солдаты выбросили его тело в речку, а Фугаку-сама так просто рассказывает про это. И что значит его слова? Если надежды нет, то как Саске может быть жив? Или моя и его надежда сильно отличаются? Я надеюсь, что скоро Учиха вернется домой, а он... На что надеется он, о чем думает, когда видит своего сына?» «Вижу, как тебя удивили мои слова, Сакура. Ну, ничего, я этого и ожидал. Слишком разные у нас с тобой надежды на будущее. Ты хочешь увидеть его целым и невредимым, а я хочу прочесть в его глазах ответы на свои вопросы. Хочу узнать, какого черта он все это делает, зачем поступает так. Я не надеюсь, что он скажет мне правду, не надеюсь прочесть в его глазах хоть что-нибудь, но я точно знаю, что он вернется. И когда я увижу Саске, смогу понять причины его поступков. Потому что он будет стоять передо мной, словно раскрытая книга, которая никогда не сможет закрыться у меня в руках. А тебе, девочка, остается только ждать и верить в его возвращение...
Сайт 