Позже той ночью ложась в кровать, она все еще видела влажную землю, на которой она сидели, и думала, что самой большой проблемой, которая будет, после проведенным с ним часов, достойно встретить бесцеремонные суждения Гаары. Она была не права.

Через неделю у нее возникло ощущение, что слишком много людей начали смотреть на нее по-другому. Но не из-за растерянности Ли или знающей усмешки Цунаде она внезапно стала себя чувствовать рядом с ним гораздо менее уверенно.

Он не появился на ее дне рождения, и не появлялся еще две недели после него, пока внезапно не обнаружился такой же отстраненный, как раньше, пока она не подтолкнула его к разговору.

- Ты просто не хочешь признаться в Песке, что можешь взаимодействовать с людьми, не убивая их. Ты боишься, что они начнут ждать от тебя большего спокойствия.

Он ответил своим собственным нападением. – Ты просто хочешь, чтобы я был рядом. И для чего? Это просто еще один день.

- Это подтверждает, что я выжила за этот период времени, ты сам сказал.

- Почему я должен об этом заботиться?

Она точно знала, почему он должен об этом заботиться, потому что знала, откуда он пришел, так же как и он. Если бы она ушла, где это оставило бы его?

Сакура ждала, пока ярость в его глазах не смягчится. – Потому что, если я не выживу, тогда ты снова останешься один.

Выражение его лица дрогнуло, и она мягко улыбнулась. – Я не буду упоминать, что не знаю, кто еще действительно был бы в состоянии вынести тебя.

Чуть отступив, чтобы позволить ему тщательно подумать над ответом, она заметила, как за ними наблюдал Какаши. После еле заметного жеста, она последовала за дзенином.

- Он управляем, - сказал Какаши тоном не праздного любопытства, но взволнованного преподавателя. – Я не знаю, изменился ли он. Я не знаю, может ли он измениться. Что я действительно знаю, так это то, что он сделал с Саске несколько лет назад. Он знает, как довести человека.

Но она это и так знала.

Это не имело никакого отношения к тому, что она избегала ниндзя Песка, когда он в последний раз прибыл в Коноху. Это не имело никакого отношения к факту, что она не говорила с ним уже больше месяца и что сейчас она смотрела на него из темной ниши дверного прохода, не подходя к нему.

Все еще, будучи на расстоянии от нее, Гаара повернулся на улице, осматриваясь. Он увидел ее тут же. Она знал, что она была там. То, что выражение его лица застыло, сказало, что он начинает раздражаться.

Она могла выйти и встретить его. Она могла остаться и посмотреть, подойдет ли он.

- Что он сделал? – спросила она своего бывшего преподавателя. – Как он довел его?

Знать своего врага. Цунаде так это называла.

- После оскорблений и обращения к его воспоминаниям об Итачи… Он сказал Саске, что тот точно такой же, как он сам.

Точно такой же, как он.

Это-то и было частью ее проблемы.

Она могла сделать шаг на свет и смотреть на него, на его лицо, на его отношение, на все, что она знала о нем.

Холодный.

Как Саске.

Высокомерный.

Как Саске.

Жаждущий силы.

Точно такой же, как Саске.

Когда он, наконец, увидел ее, то остановился. Она считала секунды, наблюдая, как он принимает решение. Если он подойдет, то получится, что она все контролирует. Если он будет стоять и ждать, то ничего не произойдет.

Кровожадный.

Как Саске.

Жестокий.

Как Саске.

Встреча на полпути была приемлема. Она пошевелилась, ловя его взгляд прежде, чем пойти вниз по улице. Он пошел рядом с ней.

- Что ты думаешь о силе, которая губит людей? – Она не смотрела на него, пока говорила.

- Губит?

- Сводит их с ума. Преобразует их, превращает лишь в подобие тех, кем они были прежде. – Она глубоко вздохнула. - Заставляет их оставить все.

- Страх боли.

Он не уточнил, продолжая идти, смотря себе под ноги. Если он думал о чем-то еще, то не облекал мысли в слова.

Но он точно думал. Она это знала.

Гений. Так назвал его Канкуро.

Точно такой же, как Саске.

- Но разве оставить все не больно?

- Страх боли может быть более острым стимулом, чем сама боль.

- Как это? Какой боли?

Он, наконец, поднял глаза, но не на нее. – Боли побоев. Боли того, что тебя бросят, боли предательства, боли того, что тебя будут игнорировать из-за слабости. Для некоторых мысль о смерти болезненна и страшна.

- Сила не дает бессмертие. – Даже если Орочимару попробовал.

- Во всяком случае, она может заставить тебя забыть.

Она молчала, обдумывая его слова. Саске боролся с печатью Орочимару, с его влиянием до тех пор, пока не потерпел поражение сначала от Гаары, потом от Итачи. Поражения потрясли его.

Сила.

Выражение лица Саске, когда он сломал руки ниндзя Звука во время чунин-экзамена.

Выражение лица Гаары, когда он появился за спиной Ли во время отборочного тура с намерением убить.

Одинаковые.

- Как думаешь, что это, страх слабости заставляет людей искать силу или же любовь к силе, что заставляет людей бояться слабости?

- Думаю… - Он затих, затем улыбнулся, обдумывая. Через мгновение, он продолжил. – Думаю, мы рождаемся без какого-либо двигателя. Тогда мы изучаем боль, голод. Нужду. Нам не нравятся эти чувства. И от этого, мы изучаем страх.

- Так что, из-за того, что это не приятно, что это нам не нравится, эта неприязнь может, в конечном счете, перерасти в страх.

- И наличие силы держит страх в узде.

- Но разве когда есть сила, это не дает большего страха перед тем, что ее могут отнять? Что однажды придет кто-то сильнее тебя, чтобы победить?

- Ты предпочитаешь быть слабой и знать, что многие могут победить тебя и жить в страхе перед множеством или быть сильной и знать, что лишь немногие могут победить тебя и присматривать за теми немногими?

- Я не хочу быть человеком, который постоянно должен бояться нападения, не важно по какой причине.

Ее лицо мгновенно стало нечитабельным. – Иногда неприятности ищут тебя сами.
Они дошли до ее дома. В этом месте они всегда расставались, после того как кто-либо из них бросал другому почти церемониальное оскорбление. После чего они расставались надолго, пока ему снова не поручали какую-нибудь миссию посыльного. Но в этот раз она пока не закончила.

Она сказала, тщательно подбирая слова и внимательно наблюдая его лицо, как будто напоминая себе, что она разговаривала именно с ним, а не с другим, чуть более высоким молодым человеком с темными волосами, темными глазами и с той же знающей, спокойной ухмылкой. – Ты не хотел бы ненадолго зайти? Закончить наш разговор?

Ухмылка стала шире, поскольку он пронесся мимо нее в приоткрытую дверь.

Дома кроме них никого не было и еще некоторое время не будет, но она не скажет ему об этом. Это только усложнит и без того не простую ситуацию, сильно изменит расстояние между ними. Войдя внутрь, он выбрал стену, прислонившись к которой он получил лучший обзор. Со скучающим выражением он молча наблюдал, как она поставила чайник, очевидно ожидая, что она заговорит первая. Упрямо, она заставила его ждать, пока закипает вода, прежде чем заговорить.

- Так что сила, по своей природе, развращает.

Он покачал головой. – Сила – просто сила. Все дело в испорченности людей.

- Не каждый, наделенный силой - испорчен.

- По большей части.

- Ты относишь себя к ним?

Его губы изогнулись в слабой, горькой улыбке. – Конечно.

Через несколько минут чай был готов, и она смогла продолжить. – То есть ты считаешь, что единственный путь узнать, что на самом деле из себя представляет человек, дать ему силу?

- Я считаю, что когда у человека появляется сила, она высвобождает то, что действительно есть в человеке.

- Учитывая все твои возможности убить меня, ты этого не сделал. Что это говорит о тебе?

Улыбка стала шире, превратившись в насмешку. – Многое.

Она заняла время, доставая чашки, притворившись, что не услышала весь подтекст за этим коротким словом. – Думаю, люди хотят лучшего, добиться чего-то хорошего. Они хотят, чтобы с другими тоже случилось что-то хорошее. И если у них есть эти желания, вместо эгоистичных, они на самом деле хорошие люди.

- Другие - ничего не стоящие, жалкие-

- Другие – необходимы. Ты сам так сказал.

- Ты не можешь доверять им. Они всегда бросают тебя. Всегда. – Его напряженность, страстность, сопутствующая этому утверждению сказала, что она была рядом с еще одной больной темой.

- Не всегда.

- Тогда что же сделал Саске?

Она закусила губу, вздрогнув.

Безжалостный.

Как Саске.

Он взял чашку, которую она протянула ему. Она пристально на него смотрела, чем привлекла его внимание. – Что?

- Ты не знаешь, что я могла положить в него. – Она взяла свою чашку. – Я, возможно, могла бы убить тебя.

- Не могла.

- Почему нет? Откуда ты знаешь, что я не решу, что ты имеешь право умереть, за все, что сделал, за все, что сказал? За все, на что ты способен?

Он выпрямился, тихонько фыркнув, и вызывающе поднес чашку к губам перед тем, как вновь поставить чашку рядом с ее, оказавшись рядом. – Потому что для тебя это кое-что значит.

Не Саске.

Они придвинулась ближе, слегка прикасаясь к нему, в то время как его руки легли ей на талию. Развлечение на его лице уже было знакомо. Она видела его на лице Саске, в тот последний раз, прямо перед тем, как он сказал ей, что она раздражает.

Она ничего не могла с собой поделать. – Это значить что-то для тебя?

- Ты этого хочешь? – Развлечение сменилось нехорошим намерением. – Даже при том, что ты знаешь, какой я, ты хочешь, чтобы я любил тебя?

Осторожно, тщательно, она отвела в сторону волосы от кандзи на его лбу. – Ты даже не знаешь, что такое любовь. Даже с этим.

Рука обернулась вокруг нее, позволив другой скользнуть к ее лицу. – Любовь – боль. Чувствовать любовь – слабость.

- Нет. – Даже при том, что сила ее чувств, вся надежда, что у нее была, не сделали ничего, чтобы спасти ее от боли, которую она чувствовала тогда, когда столкнулась с уходом Саске.

- Это не книжная фантазия. Люди хотят быть любимы, чтобы удовлетворить свое эго, из-за своей собственной жадности. Если достаточно многие любят тебя, ты почти оправдан, невзирая ни на что, что ты сделаешь. Они следуют за тобой. Говорят, что понимают.

Он не пытался достать ее. Это было личным.

- Кто?

- Песок, следующий за моим отцом.

- Но это не любовь. Любовь не должна -

- Именно она. Идеал – вот что заставляет это работать. Люди питают твой идеал и затем используют тебя, твою идеальную картину любви, будучи рядом достаточно, чтобы ранить тебя. Они ранят тебя и затем-

Саске.

- Они уходят, - закончила она. В груди защемило, нижняя губа задрожала. – И затем они бросают тебя.

- И ты остаешься в одиночестве.

- Независимо от того, что они сказали тебе, - согласилась она. – Независимо от того, что вокруг тебя есть другие люди, потому что они оставили тебя…

Было смешно цепляться за него, доставляющего одновременно утешение и страдание. Но разве не этого он хотел? Разве не был он достаточно болен, чтобы тянуть ее в двух направлениях сразу, пока единственный выбор, оставшейся ей будет броситься к нему?

Она заморгала, две слезинки покатились по щекам. Обе были пойманы кончиками его пальцев, чуть размазаны – или он действительно пытался стереть их?

Он распахнул глаза, дыхание его ускорилось, он поднял влажные пальцы между ними, поскольку ее слезы продолжали катиться по щекам.

Не Саске. Саске не был взволнован ее болью.

Вместо этого он был просто удивлен.

Сакура закрыла глаза, покачала головой. Садисты. Оба.

Рука, скользнувшая ей в волосы, препятствовала ей прижаться лицом к его плечу. Она попыталась освободиться, но вздрогнула, когда его пальцы сжались.

- Я этого не делал. – Голос его был груб.

- Нет. – Фыркнула она, вздрогнув. – Я сделала это с собой сама.

Ее глаза все еще были закрыты и единственным признаком того, как близко он был, было его быстрое дыхание на ее лице. – Почему ты захотела сделать это?
Не Саске. Не Саске. Вдвойне более трудный, чем Саске.

Она не заботилась.

Она снова тряхнула головой, поджав губы. – Возможно потому, что хотела разрушить твою теорию, что мы пытаемся избежать боли. Что есть те, которые ищут ее, преднамеренно думая о том, что нас ранит? Кем это нас делает?
Его теплый выдох скользнул по ее губам, пальцы в волосах разжались, рука скользнула с затылка на шею, слегка поглаживая. – Людьми. – Неожиданно его рука вокруг нее сжалась, крепкие мышцы спины задрожали под ее руками, и что-то влажное и теплое мягко коснулось кожи.

Язык.

Он слизывал слезы с ее щек.

Саске никогда не стал бы -

Она не знала, стал бы он или нет. Она, вероятно, никогда бы не узнала, стал бы он или нет.

Губы Гаары коснулись ее щеки, быстро и неловко, как будто он был не уверен в том, что делать. Но у него и не было никакой причины знать, что делать в такой ситуации, не так ли?

Не Саске.

Слезинка скатилась в уголок ее рта прежде, чем он успел ее поймать, сначала заменяя ее влажностью своего языка, а потом более крепким поцелуем.

Если она позволит ему поцеловать себя, на самом деле, действительно поцеловать себя, то она сдастся. Он будет наслаждаться им слишком сильно. Она будет наслаждаться им слишком сильно.

- Чего ты боишься? – Прошептал он.

- Я боюсь, что ты прав.

В десять раз более жестокий, чем Саске.

Увлажненные ее слезами, его губы прижались к уголку ее левого глаза. Он отстранился только для того, чтобы заставить себя говорить. Его голос был резким. – Твоя боль… сладкая.

В двадцать, не, в пятьдесят раз развращеннее.

Она больше не плакала, фактически уже задыхаясь так же, как он, но он казался полон решимости, исследовать все ее лицо, так или иначе, и она не могла придумать никакой серьезной причины, чтобы остановить его.

Он сконцентрировался на ее подбородке своими полу поцелуями, когда она откинула голову назад, чтобы позволить ему добраться до тех слезинок, что скатились ниже. Но как только они исчезли, все отговорки отпали. Она знала, что больше не было даже следа соленой влаги на ее коже, так же как и знала, что ни одна слезинка не скатилась так низко по ее шее, в те места, где сейчас был его рот.

Не Саске.

В сто раз лучше Саске.

Она запустила пальцы в его волосы, шепча что-то невнятное, поскольку его выдохи превратились скорее в рычание, соприкасавшееся с ее кожей. Даже если он был немного слишком резок, сила его привязанности чуть жалила бьющуюся под кожей на шее жилку, она не боялась. Он не ранил бы ее. Несмотря на его разговоры о страхи и боли и бесполезности эмоций, ее прикосновения и ее принятие все еще кое-что значили для него.

Управляемый, сказал Какаши. Но она это знала. Она видела его в действии. Она бессознательно наблюдала, как он медленно, но верно ведет ее к тому, что она нуждается в нем почти так же сильно, как он нуждается в ней.

Поддержать его. Разрешить ему. Позволить ему сделать первые шаги, разрешая ему делать все, независимо от того, что он хотел… Она все еще не подчинится.
Но встреча на полпути была приемлема.

Она потерлась щекой о его щеку, прижалась сухими губами. Второй поцелуй пришелся ближе к его губам. Его дыхание прервалось, когда он понял, что она делает, но немедленно восстановилось снова, столь же жаркое, как прежде.

Не Саске.

Подчиняясь отчаянному любопытству, она задалась вопросом, каков он на вкус.
Она отступила, чтобы увидеть его лицо прежде, чем сделает еще шаг, прежде, чем она завершит переход их отношений с умственного поля битвы к кое-чему большему, физическому, более головокружительному, более-

Не Саске.

Демон.

Налитые кровью зеленые глаза широко распахнуты, рот, приоткрывшийся в отвратительном восторге, обнажившиеся блестящие зубы, настолько явное проявление потрясло ее достаточно, чтобы желудок сжался, давая паузу, достаточную для него, чтобы задать св1й любимый вопрос.

- Ты меня боишься?

- Боюсь… - Она затихла. Боюсь, как ты смотришь на меня. Боюсь того, на что ты способен. Боюсь, что почти совершила ужасную ошибку.

То как сморщился его лоб, демонстрируя очевидное презрение, сказало ей, что подтверждение страха было большой ошибкой с обоих сторон.

- Ну? – Он сжал руки, пока все, что ей оставалось делать, это выпалить честный ответ.

- Боюсь того, чего ты от меня хочешь.

- Чего я хочу…- Рука, поглаживающая ее щеку, была нежна, лицо его разгладилось, хотя глаза все еще были дикими. – Чего я хочу? Ты должна бояться. – Тон стал мягким, убедительным, но вызывал еще большее беспокойство. Я хочу разорвать тебя, попасть внутрь, потому что… Потому что знаю, что внутри ты гораздо теплее. И я хочу этого. Я хочу это почувствовать.

Она задрожала, по коже, которую он ласкал, поползли мурашки, поскольку она отпрянула.

- Если я все же это сделаю, - продолжил он. – Тогда здесь все и закончиться. А я этого не хочу. Но есть… способ, каким это может сработать, способ убедится, что ты это переживешь.

Она почувствовала направление, какое брали его мысли, и затрясла головой в опровержении, беззвучно прося его не говорить то, что, она знала, он скажет.

- Я хочу быть в тебе.

- Нет. – На этом слове ее голос сорвался. Она попыталась еще раз, как раз, когда из глаз вновь потекли слезы, попыталась вытеснить из горла слова, которые могли бы помешать ему выполнить любое из своих намерений, через слезы, до которых он обещал ее довести давным-давно. – Не так. Не с угрозами.

Он стер слезу большим пальцем, поднес к губам.

Садист.

Ужасный.

Она отпрянула от него, упираясь руками в грудь, пытаясь подавить панику. – Отпусти меня.

Если она убежит, он сказал, что поймает ее. Но она попытается, так или иначе.
Он снова потянулся к ее лицу. – Отпусти. – И потом еще хуже: - Пожалуйста.
Песок завихрился вокруг ее лодыжек, начал подниматься вверх по ногам. Испуганная, она набросилась на него. – Пожалуйста, Гаара, контролируй себя!

Он застыл, глаза расширились. Не попытался удержать ее, когда она освобождалась от его рук. Имя, которое он произнес, не принадлежало ей.
Сакура отступала назад, безумно дрожа, ужасаясь тому, что упадет прямо перед ним. – Уйди.

Его рот приоткрылся, руки потянулись к ней, но она отступила еще дальше.

Она была под его охранными барьерами. Она ранила его.

Ей было все равно.

- Уйди!

После того, как за ним закрылась дверь, она бросилась к ближайшей раковине, отчаянно смывая его следы со своего лица и шеи.

Он был отвратительным чудовищем, монстром. Она ненавидела его. Не себя за то, застыла от его волнения, его внешности, когда видела его в намного худшем состоянии много раз прежде. Не себя за то, что запаниковала от его вопроса, который он задавал много раз раньше. Его.

Она не наслаждалась этим. Она не могла.

Она не хотела его.

Только когда стихли рыдания, и она снова смогла нормально дышать, она позволила себе задаться вопросом и повторить его последнее слово.

- Яшамару