К нему никто не прикасался. Никогда. Кроме материнских ласковых рук и отцовских порок ремнём в жизни, ни одному человеку не было позволено больше официального рукопожатия. Сам он прикасался к людям только взглядом и холодной сталью оружия. Случайные прикосновения в толпе или общественном транспорте исключались из жизни. Он ненавидит толпу. Кожа. Такая бледная кожа. Без единого шрама, идеально гладкая и упругая. Слишком чувствительна, он реагирует мгновенно. Так хочется оставить порез... Красную кляксу на чистом полотне. Он терпим к боли, весьма стоек и вынослив. Горделив и несносен. Дурной мальчишка. Я не смогу прикоснуться больше, чем он позволит. Он допускает целовать его в губы. Никогда не закрывает глаза. Убеждается, что я схожу с ума от желания дотронуться. Всегда приковывает мои запястья холодными наручниками к изголовью скромной кровати, не даёт ни единого шанса. Я сжимаю кулаки от бессилия, а он начинает свою игру. Ловкими пальцами раздевает, я даже не чувствую тепла его тела. Разглядывает. И это наша прелюдия. Даже с закрытыми глазами я ощущаю на себе взгляд практикующего патологоанатома. Я — всего лишь подопытный. Я — лишь игрушка и развлечение. Я продаю дорогую забаву, получая взамен свои же исступленные крики. Чувствую его пальцы, когда он готовит меня для себя. Никогда не станет заботиться о моём комфорте, да и мне это не нужно, пусть возьмёт своё. Длинные, тонкие, я ощущаю каждую фалангу. Аристократичные, музыкальные. И только два. Два пальца, не больше. Чёрт... Позволяет разглядывать себя, вижу, что ему приятно. Никогда не помогает себе руками, хватает лишь моего голодного, липкого взгляда. Под коленями шершавая верёвка, она разводит мои ноги в стороны и фиксирует их. Он предохраняет себя от лишнего соприкосновения со мной. Будто на моей коже яд. Чувствую себя беспомощно, когда в глазах темнеет и он входит до упора, без промедления вколачивается. Я наконец-то чувствую его. Не только внутри себя, но и бёдра соприкасаются со мной на доли секунд. Тишина прерывается звонкими шлепками тел друг об друга и пошлым, хлюпающим звуком. Мы же не произносим ни звука. Я — потому что задыхаюсь от нахлынувшего удовольствия, он — он не любит производить излишний шум и просто тяжело дышит. Горячо. Жарко. Вижу, что он доволен. Но, чёрт возьми, не могу двинуться. Он полностью контролирует. Жестокая игра. Но он бывает и благосклонен, поощряет меня за мою покорность. Когда он дарит одно движение рукой сверху вниз, этого хватает, чтобы завершить мою пытку. Я ценю эти подарки. Убирает руку и последними грубыми толчками доводит себя до оргазма, продолжая какое-то время двигаться в сокращающемся кольце мышц. Его дыхание сбившееся, хриплое, глаза подёрнуты лёгкой дымкой наслаждения, но мне хочется думать, что это мой туман проник в него. Минимум лишних движений, он снимает с меня оковы и падает на постель рядом. Он тут же засыпает, забывается в цветном сне. А я буду разглядывать его спящего, улыбаться. И... как всегда, буду бороться с желанием прикоснуться к ровной спине и оставить на ней красную кляксу.
Сайт 