Я расскажу вам историю о том, как, не позволяя себе любить, можно утратить на то способность. Пожалуй, это худшее, что бывает в жизни, разучиться влюбляться. Ее звали Сайя, в «Семи Ветрах» (самый модный ресторан в Токио) Она смотрелась восхитительно, сидя чуть подавшись вперед; я прятался за своим бокалом, не спеша ее разглядывая. Я посоветовал ей выпрямиться – как все слишком быстро выросшие девочки, она сутулилась: то ли потому, что ленилась держать спину прямо, то ли просто хотела казаться меньше. У нее были темные волосы, которые падали ей на плечи волнами, трогательно повторяя контуры распущенных кос. После нескольких залпом выпитых рюмок, она согласилась со мной поцеловаться втайне от своих подруг, чуть позже – поехать ко мне в отель. Мы проболтали всю ночь, лениво почесываясь и критикуя этот город. Я должен был влюбиться в Сайю, но слишком хорошо себя контролировал. Она говорила, что кожа у меня такая же нежная, как у нее, спрашивала разрешение, чтобы облизать мои пальцы, и прочие нежности. Я спросил ее, почему она не работает манекенщицей, она ответила, что стара (21 год) и что мама слишком хорошо ее кормит. Сайя пахла сиренью, а ее губы были сладкими, потому что она постоянно жевала арбузный Orbit. У нее были удивительно тонкие руки и бесконечно длинные, как и ее ноги (но более многочисленные), пальцы. Я сказал, что ее ноги - это стрелы, вонзившиеся в мое сердце. Она не поверила мне и была права. Жаль: если бы она поверила , возможно, я и сам бы в это поверил. Я неуклюже настаивал: - Спасибо тому поезду с жесткими кушетками, что привез меня к тебе… - Бла–бла-бла, - иронизировала она. - Это чтобы найти тебя, я приехал сюда, спал на этих вшивых простынях, которые царапали мне спину, правда, не так глубоко, как твои ногти… - Бла-бла-бла… - Я приехал, чтобы спасти тебя… - Бла–бла. - О’кей, допивай свой стакан и поцелуй-ка меня по-французски. - Ла. - Не то чтобы я набиваю себе цену, но в настоящее время у меня никого нет. Такой случай выпадает нечасто, baby. Она была на два года младше меня, а, значит, чуть искреннее. Я-то сочинял небылицы, чтобы со мной действительно что-нибудь произошло; я пытался представить себе, что делаю свою работу, но в ее глазах я был обычным сексуальным приключением, как любой другой. Я надеялся, что мое лицемерие позволит мне избежать страданий. На рассвете она от меня ушла, вернее, я позволил ей уйти, не спросив ее телефона. Помню, смотрел на нее в последнюю минуту в полумраке начинающегося дня, словно хотел запечатлеть в памяти очертание ее грациозного образа, тень на занавеске, просвеченной восходящим солнцем, и все никак не мог дождаться, когда же она уйдет, уйдет из моей жизни, чтобы я мог, наконец, всласть пожалеть о ее уходе. Меня раздражала ее бесстрастность, я ненавидел ее за то, что она такая же, как и я, - несчастная хищница с черствым сердцем. Когда она холодно бросила мне по-французски: «Au revoir», я почувствовал прилив ностальгии и блаженства. Я выбежал из номера и, глядя, как за дверями лифта скрывается ее грустный и усталый силуэт, сказал ей: « I hate you». А ведь мне бы ей спасибо сказать: ведь благодаря Сайе я понял, что не страдать – это тоже страдание.
Сайт 