Неторопливо Зима вступала в свою власть, с каждым часом расширяя границы своих владений. Она окутывала собой все на своем пути, не оставляя возможности для сопротивления или побега. Деревья покорно облачались в белоснежные наряды, предоставленные ею. Крыши домов постепенно застилались толстыми слоями пушистого снежного одеяла. Животные и растения уходили в небытие, пытаясь сбежать от суровой королевы. И только люди могли спастись от нее. Только они не подвластны прекрасной холодной властной Зиме. Она потеряла свою власть над ними уже давно: еще тогда, когда люди научились добывать огонь, защищать себя и своих близких от ее попыток подчинить их. Но иногда она одерживала небольшие победы над человеком, выказывая свою радость с помощью бурана, снегопада или неожиданного града. Ее не интересовали причины, заставившие соперника пасть перед ней, ее это даже никогда не заботило. Зима хоронила его под толстыми слоями своего дара до самой весны, до того времени, пока ее власть не ослабеет, а сама она не исчезнет на долгие шесть месяцев. Но всегда найдутся исключения, которые сильно нервируют ее. Раз в пять–шесть лет случается такое, что какой-нибудь смельчак, увидев ее пленника, выходит из своего теплого укрытия, не обращая внимания на ужасную погоду, и идет спасать этого несчастного. Раньше Зима пыталась с этим бороться, но постепенно отступала, доверяясь матушке-природе и просто оставляя своего пленника в покое. Она научилась правильно выгадывать время и теперь не тратила свои силы понапрасну. Этот год стал тем самым исключением для нее. Она пыталась, как могла. Не хотела отдавать такого прекрасного юношу без боя. Но все ее усилия оказались тщетны, пурга была побита огромным весом в виде рюкзака, заполненным тяжестью. Снегопад и холод не дали ничего: теплый комбинезон с меховым капюшоном и специальные очки защищали ее врага. Последней попыткой было наступление ранней ночи, но и это оказалось бесполезным: яркий фонарь освещал округу, не давая спасителю потерять свою цель из виду. И она опустила руки, жалея, что не может забрать прекрасного юношу в свои объятия и любоваться его холодной красотой, черными, словно угольными, волосами, покрытыми инеем, белой кожей. Она не видела его глаз, но не сомневалась, что они будут так же прекрасны и холодны, как она сама. Ей хотелось завыть от такой несправедливости, хотелось умолять матушку-природу сделать для нее исключение, но она понимала, что этого не будет. И с болью отдала прекрасное сокровище, постепенно отступая, забирая вместе с собой холод, снегопад и пургу, оставляя вместо них только легкий морозный ветерок и ясную ночь. Она смотрела в одно единственное окно, в котором горел свет. Заворожено смотрела на то, как неизвестный юноша со всей осторожностью занес ее сокровище в дом, будто боялся его уронить, удобно уложил на кровать и стал закутывать в различные одеяла и пледы. Смотрела на лицо этого странного мальчишки, бросившегося спасать незнакомого ему человека, и видела в нем беспокойство и облегчение одновременно. Странно. Ей кажется, что эти двое знакомы: с такой нежностью и любовью один смотрит на другого. Нет, Зима не хочет думать об этом, пытается уйти прочь, но ничего не выходит. Она продолжает стоять у окна и словно зачарованная смотрит дальше. Спаситель выходит из комнаты и возвращается обратно, уже неся поднос, на котором разместились две кружки и большой термос. Ставит на тумбочку около кровати, приглушает свет до полутемноты и идет к камину. Не много времени понадобилось ему для разжигания огня, но больше ушло на его поддержку. Камин остался позади, и юноша, передвинув кресло поближе к кровати, уселся в него, подобрав ноги и крепко обхватив колени руками. Проходит минута за минутой, один час сменяется другим, но все остается неизменным. Зима внимательно смотрит на бессознательного человека, целиком закутанного в одеяла, но не видит ни единого признака жизни. Ей уже стало не по себе: возможно, она переборщила. Злость стала медленно наполнять ее: она злилась на себя, кляня в том, что совсем не думала, что делает. Но все было позабыто в один момент - стоило увидеть слегка трепещущие ресницы. Она припала к окну, жадно следя за каждым действием своего сокровища. Вот он медленно и тяжело вздыхает, открывает глаза, но дается ему это с трудом. Пытается что-то произнести, но она не слышит – не слышит хрипа, вырвавшегося вместо слов. Зима видит, как юноша, сидевший в кресле, резко срывается с места и куда-то выбегает. Не успела она досчитать до пяти, а он уже вернулся со стаканом в руке. Подносит его к губам брюнета и начинает поить осторожно, неторопливо. Потом ставит стакан на тумбочку, к подносу, идет по направлению к камину, кладет в очаг несколько поленьев и возвращается к кровати. Юноши о чем-то говорят, но Зима ничего не слышит. Шевелившиеся губы вдруг резко останавливаются, и она понимает, что разговор окончен. Тот, что со светлыми волосами, медленно встает, убирает пару одеял и помогает сесть другому. Затем устраивается поудобнее на освободившейся части кровати, откидывается на ее спинку, вытягивает ноги и усаживает, предварительно завернув своего спасенного в плед, между своих ног, заставляя всем корпусом откинуться на свою грудь. И сжимает в объятиях. Брюнет передвигается, кладя голову на чужое плечо, и обращает свой взгляд назад. Он улыбается, затем, высвободив одну руку, невесомо дотрагивается подушечками пальцев до губ блондина. Тот начинает медленно расцеловывать каждый его палец, затем ладонь, но сдерживает себя от продолжения, просто оставляя на губах брюнета мягкий, не содержащий никакого подтекста поцелуй. В таком положении они и остаются до самого утра. Королева-Зима видит только счастливую и одновременно с этим вымученную улыбку на лице блондина, и умиротворенное выражение на лице брюнета. Зима решила их покинуть, осознав, что является лишней. Ей не дано было право стать свидетельницей проявления такой любви. И не имела права она разрушать что-либо, столь искреннее в своем проявлении. Теперь она была уверена, что матушка-природа делает иногда исключения и для людей, посылая им настоящую любовь, оберегая ее ото всех, в том числе и от нее самой. Зиме захотелось дать им свое благословение, и она решила подарить им белоснежный, пушистый, словно воздушные хлопья, снег. Решила она это сделать тогда, когда они впервые вместе выйдут на улицу из дома. Она благословит их на долгую истинную любовь. Третья история. Один единственный поцелуй – летняя ночь. И мучаясь, терзаясь, запомню навсегда… Лето. Оно всегда жаркое и слишком яркое. Не люблю его. Почему? Потому, что тогда умерли вы.. Это было больно, слишком больно. Мне казалось, что я не выдержу и отправлюсь в загробный мир за вами, и, уверен, это будет отнюдь не рай. Из-за Тоби я не смог попрощаться с вами так, как мне того хотелось, пришлось делать вид, что мне все равно. Трудно. Больно. Нечестно. *** Ветер - такая редкость в летние месяцы. Вы совершенно не любили сухой южный ветер - он напоминал вам о песках. Вы мне так и не рассказали, почему ненавидели это место всем своим сердцем, которое раньше у вас было. Поначалу я обижался, сильно, до слез, потом же попросту смирился и забыл. Но сейчас это неожиданно вспомнилось. В голову пришла мысль, что мне хочется знать причину. Вот только как мне ее узнать, если вас больше нет? *** Каждую ночь мне снится один и тот же сон. Я устал от него. Никогда больше не хочу видеть его, но это видение продолжает преследовать меня, причиняя большую боль. Заставляя мое сердце сжиматься, словно бы тысяча тонких серебряных игл проткнули его резко, безжалостно. Я почти забываю вас и тот сон, когда по утрам открываю свой потускневший голубой глаз. Помню только отдельные моменты, но, как только наступает ночь, являетесь вы, и весь круг ада начинается снова. Зачем меня мучаете? Почему не оставите в покое? *** Помните нашу миссию, проходившую в деревне Скрытого Тумана? Она мне постоянно снится. Вы никогда не спали и ночь напролет могли проработать, корпя над своими куклами, считая это настоящим бессмертным искусством. Но в этот раз вы решили отдохнуть, хотя вам это совершенно не нужно. Как только вы закрыли глаза, мои тут же распахнулись. Я - хороший актер. Мой взгляд сразу устремился на вас. В холодном свете звезд, лившемся из окна, вы совсем не были похожи на куклу. Ваши волосы стали темнее, поменяв цвет на бордовый. Свое тело вы сделали максимально похожим на человеческое, хоть оно и было из дерева, что под Луной сияло голубыми отблесками. Ваше бесстрастное выражение лица притягивало взор и одновременно отталкивало. Оно казалось слишком красивым и вместе с тем бездушным. Мне хотелось покрыть его легчайшими поцелуями, совсем невесомыми. Я чувствую, как с каждой секундой во мне нарастает желание, одолевает меня, пробивается сквозь все внутренние барьеры. Я больше не мог ждать. Это отличный шанс - другого не будет: вы не любите никого, предпочитая людям и живому общению кукол и работу. Меня бы сейчас не было с вами, если бы не приказ Пейна. Тем не менее, мы нашли нечто общее, что объединяло нас. Я встал, хоть ноги и плохо слушались, старался ступать как можно более бесшумно: не хотелось терять единственный шанс. Расстояние между нашими кроватями не превышает два обычных шага, но из-за страха мне оно кажется больше, намного больше. Мучаюсь, проснетесь ли вы, почувствовав прикосновение? Но вскоре вспоминаю о том, что вы – кукла. Меня это раздражает: я хочу, чтобы вы чувствовали меня, мои ласки, ощущали всю мою страсть, любовь. Стойте. Любовь? С чего вдруг? Ладно, подумаю над этим завтра. Сейчас главное то, насколько вы прекрасны в лунном свете. Я снова любуюсь вами, но лишь этого мне недостаточно. Один, пожалуйста, один единственный раз. Я медленно склоняюсь к вашему лицу, стараясь не дышать; страх сводит все тело, заставляя сердце сжаться – замираю на одном уровне с вами. Хорошо, что я челку заколол, а иначе Сасори-но-Дана уже проснулся бы. Всматриваюсь в давно уже изученные черты и млею. Больше не могу. Аккуратно подхватываю ваш подбородок и слегка приподнимаю. Касаюсь ваших губ, чувствуя их прохладу и твердость. Это необычно, но так вкусно. На долю секунды не прерываю поцелуй, пытаюсь запечатлеть этот момент в памяти. Мне хочется большего, но я одергиваю себя, поднимаюсь и, словно одурманенный весенними запахами цветов, поудобнее устраиваюсь на подоконнике. В этот раз ночь будет слишком долгой... *** Это мое единственное воспоминание, связанное с летом и с вами в одном ключе. Оно ценно и дорого мне - больше такого я себе не позволял. Все вернулось на круги своя: наши споры о настоящем бессмертном искусстве проходили с таким же рвением, как и прежде. Мы понемногу стали узнавать друг друга, что стоило мне неимоверных сил. И тем же летом я понял одно: моя любовь к вам неизлечима, как смертельная рана, полученная в бою, – смерть, достойная шиноби.
|