езвыходность. Казалось этим словом пронизан даже воздух. Они были завалены землей. Никакие техники, а уж тем более обычные человеческие способности спасти не могли. Помощи можно было ждать только из вне, но даже это надежда казалось угасала с каждой минутой. Ее руки до боли сжимали колени, а ногти впились в кожу да такой степени что показались кровавые следы, она была почти спокойна. Он, человек который верил только в судьбу и был почти во всем уверен пытался что-нибудь сделать, но даже бесконечные шаги по маленькой пещере, говорили что он уже почти сдался, что уже почти потерял надежду отсюда выбраться. Ее легкий взгляд мельком проскользил по всему пространству которое ее окружало. Нет она не плачет, не привыкла и не умеет, ей сейчас стало очень тяжело, почти также как тяжело и ему, но гораздо сильнее. Она всегда его любила, порой боготворила, но не решалась на ничто большее кроме кроткого влюбленного взгляда. Но теперь когда они двое, оказались на грани жизни и смерти непроизвольный шепот срывается с ее губ: - Поцелуй меня… Он остановился… Казалось все было как в тумане. Его холодные, словно лед, губы нежно целовали ее щеку. Казалось, что ее лицо уже не может стать краснее, но она стыдилась, стыдилась за свои слова. «Поцелуй меня» словно отголоски этого безумства носились в голове, словно это было слишком давно. Он не смел ей отказать, когда они остались вдвоем и имели право в последние минуты на самые отчаянные желания. Казалось аромат ее кожи сводит с ума, поцелуй это лишь та малая часть которую он мог позволить испытать себе по отношению к ней. Она закрыла глаза и лишь отчаянно вздохнула: -Прости Казалось, обычный человек не сможет испытать столько чувств одновременно, столько сколько испытал он. Словно яркая палитра красок, медленно воспоминания проносились в голове, унося куда подальше разум. Казалось, он не удержится и не сможет позволить себе больше чем на просто дружеский поцелуй. Да какой к черту дружеский, он давно относился к ней никак к другу, он желал ее, желал всегда, но контролировал себя, словно говоря слишком уж это опасно, опасно потерять ее доверие, когда он не сможет сдержатся. Но теперь все изменилось. Первый раз за долго время что они провели здесь он смог что то произнести: - Это ты меня прости Ее недоуменный взгляд постиг его глаз, такой желанный и… и страстный. О да, она горела, горела словно в пламени, в пламени неких любовных безумств, и он не смог сдержаться и дотронулся до ее губ своими. Нежно, словно это были не просто губы, а какой-то очень ценный экспонат. Как же он отчаянно ее все-таки любил, как же он себя за это ненавидел. Если бы они знали что испытывают друг к другу, наверное много изменилось бы, но они не знали, и только теперь они признались в этом, не говоря лишних слов, а всего лишь соприкосновениями губ. Его руки хрупко обняли ее за талию. Она лишь отчаянно припала к губам, углубив поцелуй, заставляя их языки сплетаться, говорить на языке любви. Его пальцы ловка смогли освободить ее от одежды, сделав ее еще более желанной чем когда либо. Страстное прикосновенье губ, сплетение рук, все было как во сне. Когда казалось в поцелуи не осталось ничего кроме любви, воздух был исчерпан, поцелуй продолжился уже на хрупкой, изящной женской шеи. Ее стоны, такие страстные, полные желания и истомы от преддверия соединения тел, невольно срывались с губ. Он нежно водил языком по коже, и уже коснулся такого твердого возбужденного соска ее груди. Слегка покусывая и порой сцелововая ту боль которую нечаянно доставил, он плавными движениями массировал вторую грудь. Нет, он крепко ее не сжимал, лишь ласковыми движениями пальцев он теребил ее, так требовательно и неистово. Он нежно продолжил выстилать дорожку поцелуев уже по животу, выводя на нем языком нелепые кандзи которые говорили о жажде самой сокровенной любви. Она лишь мягкими пальцами растрепала его волосы, заставляю их путаться, и это делало его ни на что не похожим таким, каким она не видела его прежде. Когда он стал целовать ее еще дальше, еще глубже там где начиналось дорожка от легких завитков волос, он дотронулся до ее плоти, такой мокрой и манящей, что не смог устоять и ввел один палец, слегка целуя ее уголки половых губ. Она лишь изящно выгнула спину и качнула бедрами, пытаясь углубить движения пальца, при этом издавая самые страстные стоны. Но неожиданно все прекратилось, он не хотел что бы все закончилось сейчас, он хотел испытать ее, зайти еще глубже. Но это было слишком опасно, он по-прежнему боялся потерять ее. Но не смог удержаться, слишком сильно любил и желал ее. Он страстным поцелуем впился в ее такие сладкие губы и медленно вошел в нее. Казалось ее тело свело судорогой, а боль была нестерпимой, ее самая сокровенна мечта сбылась, он был у нее первым. Он не хотел навредить ей, но слишком поздно это осознал. Он боялся начать движения, ведь этим он мог сделать только хуже, ведь она и так была хрупкой, хрупкой как цветок. Боль постепенно начала исчезать, она не хотела что бы он чувствовал себя виноватым, она лишь преодолев ту адскую муку которую испытала только что, медленно качнула бедрами, делая так что он вошел еще глубже. Он понимал, что если не будет двигаться, то будет приносить еще больше боли, поэтому он продолжил движения, медленно выходя, а затем нежно входя. Он чувствовал, что она жаждет большего, ее внутренние мышцы крепко сжимали его там, он не думал, что такое может быть, но знал это слишком желанно. И казалось время потеряла всякий смысл, движения становились быстрее, неистовее. Они наслаждались друг другом двигались в такт, казалось остались лишь чувства, от этого безумства, и сплетение не только их тел, но их сердец. Когда они достигли своего пика, он влил в нее всю свою любовь, всю ту страсть которую испытывал. А потом, нежно поцеловав в губы, и лег рядом, укрыв ее своим телом и тканью которая когда то называлась одеждой, и они вместе крепко заснули. Они знали, их обязательно найдут, ведь иначе не может быть. И вскоре в больнице Конохи, ровно через девять месяцев раздался плач ребенка, который повествовал, что родился новый наследник клана Хьюга.
|