Влажные пальцы, измазанные липкой, ярко-красного цвета кровью, сжали ткань и тут же ослабли. Я был вымотан и еле стоял на ногах. Конец? Скорее всего.
Тучи цвета серой пыли расступились, открывая вид на ясное голубое небо, совершенно не вяжущееся с общим настроением этой странной трагедии. Мой взгляд почти с нежностью обводит испуганного братишку, вжавшегося в стену. Он смотрел на меня, как кролик на змею. Был ли я этой змеей? Скорее всего, более того – во мне яд, пусть и не в том смысле, что у змей.
Я еле передвигал ногами, подходя к худой фигурке маленького Саске. Хотя, почему маленький: ему уже шестнадцать, прекрасный возраст. Он только расцвел, как сильный куст акации, колючий, чуть сухой из-за чувства мести, но живой. И все же на любой куст акации может найтись свой враг. Верблюд? Смешно, верблюдов в этих местах нет. Значит, я могу быть спокойным. Хотя, Мадара-сан может помешать моей мечте. Чем не верблюд?
Улыбка чуть дернула уголки губ, но настолько незаметно, что Саске вряд ли что поймет. Да и если он заметил, то скорее всего подумал, что я радуюсь своей победе. Глупый, глупый маленький брат.
Шаг, еще один. Как трудно передвигать ноги, удерживая вес. Хочется рухнуть и уже спокойно умереть, но я стремлюсь хотя бы подойти к нему, хотя бы коснуться его лица. Это же страшно, видеть меня, убийцу клана, раскачивающегося из стороны в сторону, но мерно приближающегося к цели? Да, Саске? И твои испуганные глаза продолжают сверлить меня, наверное, хочешь вцепиться в глотку, разорвать её. Что ж, я согласен, так почему ты стоишь? Или братские чувства все еще сжимают твое горло, сдавливая артерию, сбивая дыхание? Я буду рад, если ты схватишься за горло, тогда я умру, зная, что не убил тебя местью, что ты еще можешь любить.
Правый глаз закрыт, но от этого боль не уменьшается. Более того, от чрезмерного использования Сусаноо каждая клеточка тела сжимается судорогой. Невыносимая боль поглощает меня, но остатки мыслей ведут вперед.
Я был эгоистом, слепым и одновременно таким беспомощным. Было много выходов из ситуаций, но я выбирал те, что уничтожали множество людей, но оставляли Саске, мою самую дорогую боль. И я умираю на глазах именно из-за эгоизма. Ведь каждая человеческая жизнь равнялась часу моей жизни, а убил я немало. И не спасала даже, казалось бы, благородная мысль о мире без войны. И что же? Я ведь сам – маленькая война, уносящая жизни. Как бы мне хотелось, чтобы никто не убивал. Так что же, это нужда, или же я себя оправдываю?
Рука тянется к лицу, такому красивому и знакомому. Я всегда гордился своим братом, даже невольно ревновал Саске – он грозился стать самым настоящим Казановой. Таким же, каким был я, пусть даже в таком молодом возрасте. Невольно в голову впускаю воспоминания. Первое слово, которое я так хорошо запомнил – мама. Я помню, как я разозлился, что этот маленький комочек, который то и дело расправлял ручки и бил меня по спине, как только окажется на руках, сказал «мама», а не «брат».
Ты отводишь лицо. Боишься, что я заберу глаза? Бойся, брат мой, я отниму куда большее – я заберу у тебя защиту. Сможешь теперь выживать? Попробуй, пусть и трудно, но это возможно. Ведь ты так хочешь жить, я вижу это в твоих глазах, что ты так отчаянно прячешь. А ведь когда-то мы с тобой играли в прятки, и это я прятал глаза, стыдясь твоего укоряющего взгляда при виде рассеивающегося теневого клона. Ты тогда нажаловался отцу, а затем начал требовать с меня тренировок. Смешно. Я еле сдерживаю улыбку. Ты просил каждый раз новую игру, а затем требовал тренироваться с тобой. Чаще я отказывался, сбрасывая вину на АНБУ и говоря, что в следующий раз мы наиграемся всласть.
Повинуясь вялому голосу рассудка, я приблизил руку к лицу, глядя холодно в лицо брата, но в последний момент мысли взрывом разлетелись на осколки, предвещая скорую кончину. Все такое медленное, даже страшно… я не контролирую эмоций, палец коснулся лба братишки, как сотни раз – в детстве, и слова все же срываются с моих губ, слова, которые могут все выдать:
- Прости, Саске, следующего раза не будет, - улыбка все же появляется на губах, такая непривычная и приятная.
Я провожу пальцами, вымазанными кровью, по твоему лицу, очерчивая ровный подбородок, чувствую юношескую легкую щетинку. Ноги подгибаются, краем глаза я замечаю удивление и ужас на твоем лице, дрожащие колени… Ах да, у меня колени так же дрожат, подгибаются, роняют на землю. Я потерял контроль над Сусаноо мгновенно, боль тут же прекратилась. Я даже ударился о стену при падении, еще больше убивая в себе же рассудок. Мне остается только повернуться перед ударом о землю, чтобы перед смертью посмотреть в, снова грязное от туч, небо, грозящее разлиться дождем. В моей смерти чувствуется даже какая-то наигранность. В последний момент меня подвели актерские способности.
В глазах все странно потемнело и будто скукожилось. Я почувствовал первые капли холодной воды, что упали с неба и ударились о кожу, и тут же погрузился во тьму.
Я чувствую себя нарисованным.
|
Сайт 