Письмо к Ичиго...

... Белый двойной лист в клетку, красный фломастер, слабая пародия на каллиграфический почерк...

Апрель, 4-ое.

Охайо, «Куросаки-кун»!
Специально начинаю эту записочку с любимого возгласа твоей рыжей подружки с цветками гибискуса на висках... Так сказать, моя последняя дань уважения, хотя нет, не уважения, а жалости к симпатичной девчонке... Ведь перед ее долгожданной кончиной я дал клятвенное обещание (а я, ты, наверное, знаешь, даю клятвы лишь затем, чтобы нарушить их в самый неподходящий момент!), что расскажу тебе (именно тебе!), ЧТО она чувствовала к тебе всю свою, увы, коротенькую, как и ее мысли, жизнь. Согласно завещанию, я должен был описать всю гамму ее первых чувств, все слезливые девичьи эмоции и, (о Боже!) яркими красками своего повествовательного дара, нарисовать тебе, что именно едва не сделала наша принцесса с тобой, перед тем, как милейший Улькиора выкрал ее сюда, к нам. НО, делать я этого не буду просто потому, что не очень-то и хочу. У девчонки и так-то много поклонников, даже сам Айзен-тайчо (на этом месте я делаю выразительное выражение лица и поднимаю указательный палец) когда-то заинтересовался способностями рыжеволосой красотки, я молчу уже о нашем кошаке, о вашем очкарике и о многих-многих других. Наверняка, найдутся те, кто еще напишет ей посмертную оду и не одну. Меня же она не волновала никогда и не волнует сейчас, я постигаю чуждый мне эпистолярный жанр с совершенно другой целью.

Для начала сразу хочу сказать тебе, что у Нее (да,да! Ты не ошибся, именно у Нашей с тобой Милой) все хорошо... Начиная от того, что она со мной, заканчивая тем, что она далеко от тебя... Ну, и плюс к тому – она сыта, одета и в тепле. Тоже неплохо, в наше неспокойное время. Слышал, после победы Айзена Готей 13 особо так не процветает (познали весь вкус партизанской войны!). Жаль, хотел бы помочь, но не могу. Я теперь у него в отставке (даю дорогу молодым!), да и Моя Семья для меня важнее.
Слышал последние новости? Гриммджоу Джагерджак – возглавил новый Совет сорока шести, Улькиора Шиффер – капитан Нового Второго Отряда и Отдела Тайных Операций, молчу уже о Старке – Новом Главнокомандующем и Заэле, которому досталась вся лаборатория и, кстати, Нему – тоже по наследству от покойного Маюри-сама... Смешно... Посмейся со мною, Куросаки!

Не хочешь... Не смеешься теперь... Хм... Это только начало, Куросаки, дальше - больше...

Сколько уже прошло времени с нашей последней битвы? Почти четыре месяца, да? А для меня это произошло будто бы только вчера... Как сейчас вижу всех: старичка, букашку Фонг со своей ненаглядной смуглянкой, мерзопакостного Киске, с которого и начался весь этот бред, вечно больного Укитаки, извращенца Кьераку, мелкого зеленоглазого тайчо и прочих-прочих. Отдельно выделил бы, конечно, Изуру... Стал выше, плечи расправил, фракцию баррагана победил. Хвалю, мой мальчик, хвалю! Продолжай свою плохую игру в грошовом театре Готей 13, может, тебе повезет, и ты найдешь себе нового покровителя, который и поиграет с тобой, и сказку прочтет, и приласкает, и защитит... Неплохо подошел бы Кучики, он любит тех, кто заглядывает ему в рот с почтительного расстояния: и почетно, и не противно... Ну, или хотя бы седого туберкулезника – этот берет на воспитание всех, кого выбрасывают. Наверное, сейчас, ты читаешь этот отрывок с выражением глубокого презрения к автору на прекрасном юном лице, да, Куросаки? Она часто говорит мне здесь, что ты благороднейший из благородных. И я охотно верю. Но ведь, в глубине души, ты понимаешь, что я не пишу тебе ни слова лжи о моем любимом Изуру, не Кире-фукутайчо, а именно Изуру... Ты хотя бы помнишь его имя, а? В Готей 13 по имени его звал только я, и он ценил это... Будешь в Сейретее, назови мальчика «Изуру». Увидишь, как у него полезет предательский румянец и ямочки на щечках. Я в былые годы лишь этим и развлекался.

Но вернемся к нашим баранам... После той битвы мы с тобой больше и не виделись. Яре-яре, нехорошо, Куросаки! Ты обещал найти меня немедленно и убить, но мое письмецо нашло тебя первым. На нем, кстати, специальный барьер – разорвать его не получится. Придется тебе еще не раз читать его и вспоминать мою физиономию... И Ее личико, кстати, тоже. Я прямо сейчас имею удовольствие наблюдать его на сгибе своей руки. Тс! Она только-только уснула, Куросаки, не разбуди ее! Она теперь ТАК редко спит, бедняжка! Все время плачет или дерется со мной. Пока еще... Но я уверен, мы однажды научимся с ней жить в мире. В конце концов, у нас впереди еще целая жизнь.

Четыре месяца назад после эпохального сражения я лежал на берегу пруда в своем поместье (да, да, не удивляйся, у меня замечательное поместье, не хуже, чем у Бьякусика, а теперь даже и лучше). В свое время его мне презентовал Айзен после того, как мы скинули со счетов этих восьмерых, включая мерзкого Хирако Синджи. Мне до сих пор противно, когда произношу это имя, брр-рр... Особенно его мерзкая улыбочка... Скажи, Куросаки, ведь моя намного лучше так ведь? Ну, так вот, избавившись от него, я получил прекрасное поместье в подарочек. Ну, там комнаты, постройки, садик, пруд, с замечательным барьером вокруг, что не пройти, не просто почувствовать... Обычная милая берлога для лисы-альбиноса, вроде меня. Айзен сам там никогда не бывал, ему-то недосуг, то невдомек... А потом, кода захотел, уже не смог найти его. Я ведь тоже взрослел, учился, становился сильнее и все такое. Только у меня, Куросаки, этот процесс затянулся на добрые сотню лет в отличие от тебя – вундеркинда, или того, как его там, седого мальчишки с ледяным драконом в самом сердце. А ведь всего я добился самостоятельно. Долгие годы жил, чтобы ВЫЖИТЬ... Знаешь, что это такое? И не узнаешь, мой мальчик! Ты у нас просто-напросто ОСОБЕННЫЙ. А особенным не нужно убивать, чтобы жить, ползти наверх, чтобы навсегда оставаться вторым, лгать и изворачиваться, чтобы теперь иметь возможность рассказать Ей правду... Которой Она все равно никогда не поверит... Поэтому не осуждай меня, Куросаки, а постарайся понять. Разве мог я после всех моих лишений НЕ ОТОМСТИТЬ вам всем за всю мою ошибку-жизнь?! Разве мог я просто простить и тебя, и Бьякую, и идиота Абарая, и твою свиту людишек, простить и забыть о Вас, как о поверженном враге, у которого тем не менее осталось самое дорогое?! Разве мог я НЕ ЗАБРАТЬ это дорогое у Вас, в качестве компенсации за все то, что вы не оценили, а?!

Теперь в моем поместье гораздо чище и светлее... Я стараюсь, пока только я стараюсь, сделать Наше жилище удобнее для Нас, пищу – вкуснее, дни – теплее, ночь – длиннее... Теперь мне всегда есть чем заняться, ни минуты покоя, я бы сказал... А тогда, в дни моего капитанства, я пользовался поместьем лишь в редкие минуты долгожданного одиночества (коих было мало – Айзен ведь у нас СЛИШКОМ активен!). Я лежал на берегу моего пруда и мечтал...
Чаще всего мечтал о, ты будешь смеяться, Куросаки, но о... Изуру... Как я сделаю из него настоящего шинигами, подарю ему банкай и хорошую путевку в жизнь... Я, в отличие от Айзена, нес и несу ответственность за тех, кого приручил, а не отправляю пинком к праотцам, как только любимый некогда питомец становится ненужным. Хотя в случае с Хинамори я его одобряю. Еще одной Орихимэ в Лас Ночес ни я, ни Улькиора бы не потерпели. Представляю, как они гонятся за ним с носками и шарфом у одной, чашкой липового чая и грелкой у другой... И орут прелестными голосами: «Айзен-тайчооооо!», и, по привычке: «Куросаки-кууууун!»... А через пару дней на косяке их комнаты – повешенный Шиффер, Джарегджак и Лолли с Менолли за компанию...
Нет. Все-таки и Бог иногда бывает прав... даже такой как у нас...

Иногда еще я мечтал о напыщенном индюке Кучики, с долгожданным злым-презлым выражением аристократической мордашки, иногда о светлом будущем Рангику в рамке из непочатых бутылок саке с кучей маленьких, неважно кого, Широ-чанов или там Шухеев... Иногда о тебе... Как приручаю тебя или размазываю по стене. В зависимости от того, бесил ты меня или наоборот приятно возбуждал. И редко-редко я мечтал о том дне, когда Айзен Соске, наконец, сядет на хвост. Глупо так и неожиданно. И желательно на лед. И желательно навсегда... Но мечтать о неизбежном – не особо интересно. Поэтому о Соске я мечтал только в моменты особого настроения, после покорно-скептического выполнения мною его бредовых идей...
А потом однажды я начал мечтать о Ней. Случайно так вышло, нелепо... Ты, наверное, догадываешься, что вообще основным моим чувством к ней всегда была ненависть и немного интереса... Она была для меня всего лишь объектом наблюдения: интересный, но бессмысленный эксперимент, Руконгайское отрепье в аристократическом клане... Забавно и все равно неприятно: один в один с сестрой, которая провернула в свое время неплохое дельце с юным и невинным Бьку-чаном... Жалею, жалею иногда, Куросаки, что не являюсь женщиной... Если бы был такой, как Мацумотка с выгодными физическими данными или такой, как милочка Хисана с огромными глазами и сложенными ручками, то, наверное, давно обошел бы и Айзена, и старикашку Ямамото, и самого себя, уж точно... Эх... Но сейчас передо мной снова ТОТ день: голубое небо, яркое солнце, зеленые листья (впрочем, как всегда в Сейретее... Хм, я становлюсь похож на тех влюбленных идиотов, стремящихся приукрасить день ИХ знакомства...). Врезался в нее на повороте их бараков, толкнул ее так, что она едва-едва не упала (но удержалась-таки! – сильная!), практически вырвал что-то из ее ручонок, надеялся, идиотина, что это важные документы... А там, матерь Божья! Эти жуткие кружочки с мордами, которые она имеет наглость называть «Чаппи»... И у каждого второго на косой голове кейсекан (а у каждого третьего – ну это уже слишком! – очки и красный хвост). Такое даже разбрасывать как-то обидно, я уже молчу о том, чтобы трудиться, рвать их и все такое... Конечно, саму папку я подкинул ногой подальше, так, что Она охнула и на огромных, в противоположность моим, глазах выступили капельки соленой жидкости. А потом, нарочито извиняясь, выудил несколько листков и незаметно сунул под хаори... «Посмотрю на досуге,- подумал я тогда – Посмотрю и сожгу...».
А через восемь дней Тринадцатый Отряд в целом, офицера Кучики Рукию в особенности, да и весь Готей 13, в принципе, потрясла неслыханная новость – Наглый вор пробрался в Сейретей в середине светового дня, проник в бараки Тринадцатого отряда, разбросал важные документы, напугал обоих третьих офицеров и украл восемь сдобных пирожных лейтенанта Шибы Кайена, аптечку капитана Укитаки и... все рисунки офицера Кучики Рукии для нового выпуска журнала «Сейретей»!!! Насмерть перепуганные Котецу Кионе и Коцубаки Санторе слабыми голосами поведали, что весь переполох совершила... Огромная белая Лиса с Наглой (!) улыбочкой... Дело закрыли за отсутствием состава преступлении.
Наверное, именно тогда Куросаки, в мои серые, натянутые, нервные мечты и пришло одно маленькое яркое «Но»... С того самого дня я, лежа на берегу моего пруда, где в отличие от Кучики, никогда не будут водиться ни карпы, ни прочая живность, начал мечтать о страшненьких кривеньких пародиях на зайца Чаппи... Я воображал их на мягкой фланелевой пижаме в самых разных позах. Примерно тогда же я приобрел в мире живых восемь пар пижам самого маленького размера и положил их на вторую полку в платяном шкафу. «Как знать,- думал я – Вдруг пригодятся...».

Перед самым нашим уходом из Сейретея я ходил пить саке к Рангику... Понес ей по традиции четыре бутылки, по две на брата, и отмазал ее у седого ребенка на весь вечер, уступив ему моего Изуру... Радостный Тоширо согласился, не дослушав, и вырвал из моих музыкальных пальчиков белокурую головку моего музыкального мальчика, начиная перечислять ему весь длинный список дел и назначений. А моя томная зазноба, снова с похмелья, провела весь вечер со мной, на крыльце моего поместья, на которое отнес ее я, использовав свое сюнпо двоечника. Впрочем, перемену места мадам не заметила, как и то, что бутылок было четыре. Она уничтожила их быстро и точно, как главных врагов Седого капитана и тут же значительно раздобрела... Я бы мог потискать ее, если бы хотел, но Моя Дынька давно стала мне как сестра (говорю как, потому что НЕ ДАЙ БОГ МНЕ ИМЕТЬ РОДСТВЕННИКОВ!!!), а я не приемлю инцест, слышите, Кучики-тайчо, да и я вроде как перерос гормонально зависимого мальчонку Хисаги, который иногда играет с моей девочкой, а я делаю вид, что не замечаю... Потом мадам захрапела на моем плече, как в былые годы... А я, счастливый и в тоже время необычно равнодушный, начал представлять моего Изуру капитаном шестого отряда с лейтенантом Кучики, разжалованным за низкое, недостойное капитана и аристократа, поведение.

Потом, уже в Лас Ночес, Тоусен часто припоминал мне тот вечер, как доказательство моей неверности Айзену... Якобы, исчез без предупреждения в тот самый момент, когда был просто необходим нашему Божку... А я только смеялся в душе, наблюдая, как слепой котенок выпускает коготки в ответ на мое ехидненькое: «Я не жена ему, бывший капитан девятого отряда, гроза несправедливости, Канаме Тоусен, чтобы хранить ему верность. В отличие от некоторых...». Но смеялся я один: Айзен в слова Тоусена никогда не вслушивался по-настоящему, а у Аррункаров чувство юмора напрочь отсутствовало. И тогда в протест им я снова уходил в свои мечтания о лопоухих кавайных страшилищах, которых Она мило называет «Чаппи»...

Сейчас уже поздний вечер и в моем личном Руконгае уже совсем стемнело. Сегодня Мы провели хороший день, много плакали, ничего не ели и пытались зарезать меня осколком оконного стекла. Не переживай так, Куросаки, я обработал ее порезанную ладошку не хуже Уноханы-тайчо, даже повязку наложил. Пришлось, правда, отключить ее ненадолго действием снотворного, но это совсем безвредно. Зато сейчас она спит на сгибе моей руки в разноцветной фланелевой пижамке с ею же нарисованными зайцами, подрагивает носиком, изредка тяжело вздыхает. Наверное, сейчас ей снится любимая Каракура, любимый Руконгай. Какой-нибудь радостный праздник, например, так и несостоявшаяся победа над Айзеном... Много шариков и цветов... Цветущие деревья сакуры, приятная легкая музыка... Писк флейты, стон скрипки, глухой голос барабана... На большой площадке все самые любимые и родные в разноцветных кимоно и сандалиях... И, конечно же, среди всех Ты, Куросаки, новый капитан какого-то там отряда, главнокомандующий, король и бог... Ты пока еще снишься ей, но, клянусь, ненадолго. Рано ли, поздно ли – человеческая память не всесильна. А я обещал Ей там, на Соугиоку, что спасу Ее. И забудь, что клятвы я даю лишь затем, чтобы нарушить в самый неподходящий момент... ЭТУ КЛЯТВУ я нарушу только когда буду вынужден умереть.

Подходит к концу краска в Ее фломастерах, которыми я строчу мое письмецо, подходит к концу мой фонтан слов и идей. Эгоистом я был, наверное, и останусь – сказал тебе все, что хотел и о чем, ты бы никогда не спросил. Но это письмо пишу я, и темы тоже выбирать мне, и если есть желание, напиши мне, то есть, Нам ответ... Можешь обратиться лично к ней, я обязательно передам Ей – ведь Она ТАК ждет тебя. Но только для начала придется почувствовать мое, то есть, Наше реацу. А ты в этом, увы, всегда был слаб и только. Тренируйся, мой юный друг, тренируйся... Только смотри время от времени на часы – тебе еще жить, учиться и семью заводить, а это самое главное... бери пример с меня, то есть, (уже по традиции!!!) то есть, с Нас – с меня и с Нее... И оставайся всегда таким же неуспокоенным милым мальчиком! Каким Она тебя полюбила когда-то. А, вот, надолго ли, это еще неизвестно...

До свиданья, Куросаки (Черт возьми, снова вставляю!!! Несносная Орихимэ!) – куууун... Мне было приятно побеседовать с тобой, несмотря на то, что беседа была монологом. И привет тебе от одной Нашей общей знакомой...

С великим почтеньем и с нескрываемым интересом, Я, Ичимару Гин, бывший капитан третьего отряда, бывший советник Айзена Великого, бывший одинокий и никому ненужный Лис... А ныне просто счастливый семьянин...