В деревне тихо и мерно опускался пушистый снег, покрывая крыши домов и улицы. Небо над головой светло-серое, местами с беловатым просветом. Цвет не идет ни в какое сравнение с седыми тучами, не давит, не наводит ностальгию, напротив, витает в воздухе свежее чувство прохлады. В спящей деревне неслышно поднимается рассвет. Даже в снежное время года он особенен, по-своему красив, пусть и нет тех броских гамм красок. Непроглядная чернота ночи отходит, уступая с нежеланием место белому, легкому серому. Вдалеке контрастно видны очертания высоких гор, убеленных снегом, они чуть искрятся с прикосновением утра на их могучие склоны. Безлюдно. Многие еще спят. Какаши приятно понимать, что он вкладывает усилия ради спокойствия и безопасности деревни. Давно привыкаешь держать в руках силу, мощь, но в них - и возможность сохранить жизни людей Листа. Порой это приносит чувство благоговения. Раннее утро. Наверно, пять часов. В такое время не хочется возвращаться в свой дом. Снег тихо скрипнул под ногами; в прыжке опустился на крышу жилого дома, остановился. Не столько по некому запланированному намерению, сколько по внутреннему порыву. Взглянул вперед, и губы осветила улыбка – это улица, где живет Рин, её дом прямо напротив. Перила балкона покрылись слоем мягкого снега, первого выпавшего в этом году. Деревянная дверь, ведущая в ее комнату, приоткрыта, виднеется, как легко покачивается светлая занавеска. Она любит прохладу больше, чем душное тепло. Даже если ночью будет укрываться до шеи. Свет не горит, в комнате - утренний предрассветный мрак. Нежелание идти в свой пустой дом, где царствует такая тоска без присутствия Рин, выросло вдвойне. Какаши остро и ощутимо, как потребность, захотелось увидеть её, отвечать на всё вопросы, которые часто задает после его возвращения, слышать чистый смех. В сердце разлилось горными ручьями благодатное тепло – он вернулся к любимой, которая ждет его как никто другой, никто так не ждал и не будет желать его прихода, как Рин. Но сейчас, наверняка, она мирно спит, видит сны, Какаши не хочет тревожить ее отдых, но улыбкой на устах думает, что замерзнет, пока дождется пробуждения любимой. Всё в нем обратилось во внимательное ожидание загоревшимся слабым светом внутри комнаты. Высокая дверь полностью распахнулась, и на балкон вышла она. Сонная, только что проснувшаяся, но в глазах теплеет огонек детской радости от обилия белизны вокруг. - Снег! – радуется, словно приветствуя, заправляет волосы за уши. Какаши любуется ею со стороны и улыбается, умиляясь, качнув головой. Просторная футболка, короткие шорты, босые ноги на холодном полу. Рин, прикрывая глаза, по-детски сонно потягивается. Вытянула обе руки вверх так, что футболка поднимается снизу, очерчивая талию и обнажая живот. Набирает в ладони горсть белого холода, с интересом разглядывает снежинки и подкидывает над головой. Какой же она все еще ребенок. Ради нее он так спешил назад, стремился быстрее завершить задание и вернуться к ней. Какаши и не предполагал, что возвращение домой может обращаться таким сладким ожиданием.
Рин лежала в теплой постели, укрытая толстым одеялом. Перина удобна и мягка, поэтому пробуждение получается таким приятным, с утра не хочется вылезать с кровати, а, нежась в тепле, спать дальше. Но выдаются такие рассветы, пропустить которые невозможно. Она всегда считала – просыпаться надо со светлыми положительными мыслями. А настоящее Рин было так прекрасно и прозрачно чисто! Она лежа потянулась, руками дотронувшись до изголовья кровати. Перевернулась на бок, обняла мягкую подушку и мечтательно улыбнулась. - Ммм, Какаши, - очень захотелось его увидеть и так же легко обнять. Рин считала дни до предположительного завершения его миссии, с каждым утром улыбалась долгожданной встрече. Спустив ноги на ворсистый ковер, поднялась с кровати. Комната наполнялась предрассветным сиянием, мягким и нерешительным. По спине прошел морозец, вольно проникший через приоткрытую дверь балкона. В спальне было холоднее привычного. Все же первый месяц наступившей зимы дал о себе знать замерзшими пальцами и толстыми пуховыми одеялами. От смятой простыни отдавало еще не растраченным теплом, что так и притягивало взобраться обратно в теплый уют. Высокий книжный шкаф вмещал в себя множество томов. Все строго систематизированы в идеальном порядке, корешки лежат в ровной линии. На нижней полке над тумбочкой с закрывающимися дверцами - листы бумаг, которыми все обещает себе заняться, но, пребывая в легкой эйфории от перемен, мысли о Какаши мешали спуститься к делам повседневным. Острожный белый свет, полумрак комнаты притронулся к рамкам фотографии на прикроватной невысокой тумбочке. Рин посмотрела на изображение, ликование сладко заурчало очередной раз новому дню – она, радостная, накрыла ладонями руки позади стоящего Какаши. Он обнимает ее за плечи, прижав девушку к груди, улыбку под маской выдают глаза. Сама же Рин светится от счастья. Удивительно, но не составляло сложности угадать его улыбку и радость за кажущимся серьезным видом. Фотографию сделали спонтанно, экспромтом, но теперь эта любимая, где они изображены вдвоем. Рин зажгла лампу. Подошла к балкону, чтобы отдернуть занавеску и впустить больше света, и ахнула, застыв. Это было похоже на сказку. Вид на деревню изменился до неузнаваемости, крыши домов послушно закруглились, смягчив правильные грани на природную неровность снега. Привычные краски исчезли, оставляя место только белой бесконечности снега, больно покрывшим все вокруг, и светло-серому низкому небу. Но и в этом была своя красота, истинно прекрасное. Зима. Настоящая, снежная. Рин подняла голову к небу, потягиваясь всем телом, руками попыталась дотянуться до заветного хранилища снега, прикоснуться. Тонкая ткань футболки приподнялась - и зимнее касание охладило кожу, потом уже плечи и босые ноги. …Она, как всегда делала в детстве, завидев снег, берет холодную красоту в ладони, разглядывает замысловатые узоры, подкидывает вверх над головой. Только после того, как завеса подброшенных снежинок отпускается у ног, Рин видит стоящего на крыше АНБУ. Белый плащ, присущий лидерам, маска с красными расписанными узорами. Она чувствует его, само присутствие, впрочем, как всегда не составляет сложности узнать Какаши из миллиона. Сердце гулко отбивает свой быстрый ритм. Он здесь, он вернулся в деревню, вернулся только к ней. Но Какаши все же не так близко, как хочется. Рин склоняет голову набок, улыбается, как всегда дарит улыбку одному ему. Какаши приветственно кивает головой… и Рин даже не успела заметить движения, как он оказался рядом на балконе. Какаши принимал, что больше, в абсолютной степени отлучается от нее на эти затяжные разлуки, чтобы сохранять ее покой, обеспечить ее безопасность. - Доброе утро, родная. Он отводит маску АНБУ на бок, чтобы Рин могла видеть его взгляд, обращенный лишь к ней. Серый, как пасмурное небо, и красный, как ярко-алый цветок, пересеченный шрамом на веке и щеке. - Я так рада, Какаши, что ты вернулся, - ей доставляет удовольствие произносить его имя, смотреть ему лицо, когда оно не скрыто темной тканью. Ей безумно нравится касаться кончиками пальцев к его щекам, медленно, будто растягивая удовольствие, опускать маску. - Я так скучал по тебе, Рин, - Какаши позволяет освободить себя от маски, прикрывая глаза. Руки плывут по изгибу спины и переплетаются в замок. Он склоняется, целует мягко, а она улыбается под этими ласками. Снежинки, упав на длинные ресницы, не тают, а робко повторяют каждый взмах, неуловимое дрожание. Какаши мог сосчитать каждую ресничку, хотел дотронуться до белых покоящихся на них. Прикоснуться к Рин сейчас было как к сеточке узоров на стеклах, что рисует вьюга в метель. Растает от переполнявшего его жара. А он не хотел растопить этот застывший зимой момент их объятья. Даже поцелуем. Какаши стоял и любовался ее красотой. Еще сонные глаза, с ласковой нежностью глядящие на него, заставляли забыться. Пальцы, переместившиеся на его шею, теребят волосы. - Рин, ты так прекрасна, - глухо выдохнул Какаши в миллиметре от губ Рин, отстраняясь, чтобы сделать хотя бы один вдох. Он крепче прижал ее к себе, поглаживая по спине. Всем телом согревался, от не проснувшейся до конца девушки. Такая теплая ото сна! …Она приподнимается на цыпочки и вновь прикасается губами. Даже не целует, а лишь дотрагивается. Дразнит? Или ласкает? - Я тоже очень скучала, - отстраняется, заглядывает в глаза. – И очень хотела увидеть, обнять, - и снова мимолетное касание упавшего лепестка на кромку льда озера. – Неужели ты вернулся. - Да, только к тебе… - уже не разбирая слов, не подытоживая мысли, он тянется к устам Рин. Но она лукаво улыбается, прикладывая палец к губам Какаши. - Мне кажется это сказочным сном, - потом теплый трепет дольше. Чтобы наверняка растопить снежинку, упавшую на его лицо, чтобы согреть его самого. Тонкий запах, исходящий вместе с любовью, кружит голову. Мысли плывут от чуткого восприятия ее кожи, плохо скрываемой тонкою тканью неподходящей для зимы одежды. Его губы прочувствовали улыбку Рин. Она всегда знает, что делать и как растопить Какаши. И это ему безумно нравится. На ней футболка и короткие шорты, она переминается с ноги на ногу от холода, только сейчас замечает. Коротко рассмеявшись, неожиданно подхватывает Рин за талию и поднимает. Удивлена, потом смеется в унисон ему, когда Какаши кружит ее, уже пройдя в комнату. Она обняла его за шею двумя руками. - Рин, я люблю тебя, родная! Ничего лишнего не говорят, поняв значимость момента, всю ценность быть рядом. Только улыбки не перестают озарять их лица, и они смеются, ликуя от простой возможности быть рядом.
Какаши зевнул и посмотрел на настольные часы, неслышно тикающие на тумбочке у кровати. Надо же так засидеться. Он расправил затекшие плечи и поправил за спиной большую подушку. - Рин, - осторожно провел по ее волосам. Пряди водой заскользили меж пальцев. - Рин, ты уже засыпаешь. Она неразборчиво пробурчала свой протест, устроив голову у него на груди поудобнее. - Я не сплю, не сплю… Толстая книга съехала на бок в ее руках. С такого угла мелкий шрифт она точно не прочтет и, разумеется, не читает, понемногу засыпая. Светлое покрывало на застеленной кровати смялось под ними, плед у ног скомкался. Это настоящее чудо – простая жизнь, возвращение домой, туда, где тебя ждут и любят. Какаши, полулежа, облокотился на подушку у изголовья, Рин, удобно примостившись рядом, лежала на его широкой груди и пыталась читать очередное пособие для своей работы. Он протиснул руки между ее локтями, обнимая за талию, сцепил пальцы в замок на ее животе. Подбородок касался распущенных волос, щекотавших лицо. Как же ему кружил голову их запах – мелкие веяния веточки жасмина, прохладного рассвета и капли лечебных трав. Какаши хорошо как никогда. Любимая рядом в его руках, в надежности лежит в крепких объятьях. Счастье медленно засыпало, все упрямо пытаясь читать. Какаши раньше считал себя самым несентиментальным человеком, но теперь нужно всего-ничего, только самое важное – проводить с ней рядом больше времени, согревать вечно мерзнущую, но зачем-то открывающую форточку. Он вдохнул запах ее волос и поцеловал в макушку. - Всё, ложись спать, - решил он прекратить попытки чтения, оказывающиеся в последние полчаса напрасными. - Ну, Какаши, - Рин вытянула ноги и потянулась. Откинувшись назад, положила голову на его твердое плечо, встретилась взглядом. Ходил бы он так всегда – без маски, прячущей от нее нос, губы, щеки, ведь так нравится дотрагиваться руками, проводя пальцами. Целовать. И этот взгляд, наблюдающий пристально, лукаво прищуренный, был такой ласковый, что небо оказывалось под ногами, даря небывалую легкость. - Я ведь еще не дочитала, - Рин игриво надула губы. Какаши покачал головой упрямству, прижав к себе сильнее, поцеловал заботливо в лоб. До губ было не достать в таком положении. Доводы, что до конца главы осталось всего-ничего, испарились водой в жаркий день, когда Рин ощутила, как шевельнулись пальцы на животе, словно щекоча. Там теплел огонек, тихо расползающийся по телу вверх. Все прочитанное в полудреме стирается как ненужное. Ласки зажигают в ночном небе зимние звезды. - Какая ты упрямая, - не отрывая губ, подмечает Какаши. Рин кожей почувствовала его одобряющую улыбку, - прямо как я, - опередил-таки защитный довод. Какаши отложил тяжелый том на пол и, дотянувшись до настольной лампы, потушил свет. Рин действительно удивилась, как только он шевельнулся, собираясь встать с кровати. - Ты куда? – беззащитно задала вопрос, что больше прежнего обострилось желание остаться с ней рядом, оберегать чуткий сон. Вопрос был задан так, словно они каждую ночь засыпали и просыпались утром вместе. – Останься. Потянула обратно. Понимающая улыбка – невозможность расставаться; набежавшие морщинки у глаз – понимает, по-настоящему. Какаши укрыл и себя, и Рин теплым пледом, что лежал у ног. Девушка, довольная, прижалась к нему и закрыла глаза. - Какаши, - слышит он у самого уха. Дыхание гуляет по щеке, приятно покалывая, - давай ты хотя бы дома, рядом со мною не будешь носить маску? Пальцем Рин обводит замысловатый рисунок на груди Какаши, это чувствуется даже сквозь одежду. - Почему? – задает вопрос, но сам ведь знает ответ. - Чтобы я могла целовать тебя, когда захочу, - в полумраке ничего не разобрать. Он закрывает свет луны, бьющейся через окно. Какаши, касаясь кончиком носа до ее щеки, дотрагивается невольно губами, шепча заветные слова, что никогда не устает и не устанет повторять Рин: - Я тебя люблю, милая. Это значит, согласен? Не носить маску дома рядом с ней? – надо будет подумать над этим завтра.
На глади воды нет всплесков. Абсолютный безмятежный покой. Морозно. Узорчатая кромка льда восседала на озере, заключенным меж двух гор. Может, от этого и нет движений на воде или оттого, что в таком месте кощунство нарушать трепет – без лишних звуков, движений, цвета. Всё приглушено. Потрескиванием замерзшая вода напоминает о себе. Кажется, прошел кто-то по льду к круглой беседке, куда можно добраться лишь на ветхой лодке у причала. Но никого нет, и это радует. Даже горы в этом отдельно существующем мире не такие – слишком другие. Без резких подъемов и крутых спусков. Они идеально зеленые, положенные на необъятную землю намеренно, для защиты красоты леса, воды. В такие моменты он забывает с легкостью, кто такой, какой деревне принадлежит, а и принадлежит ли… Ночь. Сейчас отзвуки льда или взмахи крыльев стаи птиц доносятся отдаленно, практически не тревожа сеточку тишины. - Какаши… это так красиво, - тихим восторгом Рин накрывает его руки. Тоже не может пошатнуть хрупкую гармонию природы. Она ощущает его спиной, чуть опираясь. Сильные руки Какаши так заботливо обнимают плечи Рин. Холод смешивается с надежностью рядом с ним, застывает на губах узором льда. - Да, мне тоже безумно здесь хорошо, - он кивает, прижимаясь щекой к ее виску. Что-то шепчет на ухо Рин, уже теряя значение слов, фраз, говорит то, что хочет. Непросто превращать чувства в речь, но мастерство тут излишне. Сердце само изливает скопившее, затаенное. Какаши согревает Рин, целует в висок. Теплое дыхание смело срывается с губ и доходит до мочки уха, щеки и, осмелев, ласкает шею. - Редкий северный цветок, - старая-старая песня. Какаши все же удается вспомнить забытый мотив. Он тихо поет, плохо помня слова, заменяя их, меняет местами. Мелодия помнится хорошо. – Самая красивая девушка на земле. Рин поворачивается к нему. Она счастлива, большего и не надо, находить свое счастье в ее. Ясные удивленные глаза. - От одного ее взгляда дрожит мир. Какаши, переплетая пальцы девушки, берет за руку. Приподнимает как в том едва смутном отголоске памяти, где хранилась эта песня. - Другой ее взгляд повергает в трепет народ. Он скользит первым снегом по изгибу локтя, мягко дотрагивается до тонкого запястья, так же поднимает вверх. Деревянный пол беседки на фоне ледяного мрамора озера. Рин глядит на проблески спокойного лунного света, затерянные в лежащем и до сих пор подающем снеге. Куски развеянного сияния на льду вместо ламп и мерцание звезд в такт танцу взамен свечей. Любящие глаза Рин, нежный взгляд, обращенный только на него, тепло и тесно переплетенные пальцы. Какаши уже не находит отличий между сном и бытием. Она молчит – ему и не нужно слов – сердца безмолвно ведают все, что заповедано, предназначено только для них. - Нет на свете другого такого народа, который удостоился бы такой внеземной красоты. Он не отпускает руки Рин, отстранено поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. Снег все идет и идет, покрывает большое озеро, превращает его в белоснежную поляну. И не узнаешь воды под этими белыми цветами холода. Неслышно – без лишних звуков. Ее глаза, большие и чистые. Как это озеро или горный родник. Дотронуться еще бы раз до нее. Прикоснуться к новой мечте, встретившись взглядом. В глазах Рин навсегда осталась частичка неба, звездного, безоблачно-зимнего. Она чуть смеется, когда он так осторожно, как тающий снег, целует ее прикрытые веки. И отчего такое чувство дарит ночь, что они знакомы намного дольше, чем жива память? Трепет любви все века, с основания мира сокрыт был среди гор ночи и озера. Ослабив времени плен, еще хочется прикоснуться к мечте, за руки взявши. - Знай, я не смогу без тебя, - шепчет благоговение, и не разобрать, кто из них произнес. В слух ли, толи ветер в долине нашептывает. Не смотря назад, не оборачиваясь, начать все заново. Еще тысяча таких ночей с мыслью только об одной. Образ Рин, словно сотканный природой зимы, собран из кладезей снега, будет жить. И еще раз Какаши уловит ее смех. Небо даст еще мгновение для них. Он сохраняет Рин в себе, высекая изо льда этот совершенный образ. Платье соткано льном из лунного света, струится водопадом у ног. - Давай поженимся? - Какаши крепче обнял Рин, убрал мягкий локон волос за ухо. Едва слышным шелестом листьев звучат слова. Ласкает щеку холодными пальцами. Рин улыбается. Счастлива. С возвышенности гор стекается к беседке, что служит им островком неизведанное. Все то неразгаданное, что предстоит раскрыть им на протяжении общего будущего. Единым целым. Какаши видит отраженное в глазах Рин небо, то, как в мерцании блестят звезды. Понимает, застывая ледяной скульптурой от кружащего снега и ее холодно-прекрасной красоты. Остальные слова песни не вспомнить. Мысли выветрились в предвкушающем ожидании. Длинные ресницы дрогнули, безудержной радости поднимаясь. Именно на такой трепет прохладных истоков вод, он рассчитывал. - Выходи за меня, Рин, - он впитывает каждый миг, проведенный с ней в тихой беседке, окруженной озером. Руки синими крыльями вспорхнувшие, мягко отпустились на плечи Какаши. Рин не верит своему счастью. Неужели это не сон и Какаши так рядом, настолько близок?.. Она всегда была его, полюбила, как только узнала, и мысль, что отныне и на все дни будет принадлежать лишь ему, а он ей – вскружила голову. Пушистые хлопья не устают кружиться в воздухе. Бледное зимнее солнце озарило рассветом, наполняя замершим сиянием каждую снежинку, каждый хрусталик. Рин обрисовывает их любовь застывшими узорами. - Да, - широкий рукав сполз, когда она приложила пальцы к своим щекам, смахивая слезы. Нежность падающими снежинками на ледяное озеро обволакивает. Небо – хранилище снега, человек же – вместилище чувств. И Какаши понимает, почему будет выделять зиму среди остальных времен года. Лучи вовсю прорываются в открытую беседку, скользя по льду, деревянному полу. Ветер играет с волосами, тканью платья, проносится возле них. Какаши судорожно резко выдыхает, потом крепко обнимает Рин и целуют. Чтобы подобно летнему дождю добавить тепла. Они смеются, радуются и теперь по-настоящему живут, любя.
Сайт 