В лесу туман сегодня слишком ненастоящий. Набежал поспешно и оттого выглядел искусственным. Обито зябко передернул плечами, на всякий случай напряженно оглянулся по сторонам. Никого. - Эх… Высокие деревья с низко склоненными ветками продолжают утопать в обволакивающем облаке. Холодном, липком. Дышать всегда сложнее этим тяжелым воздухом, ведь боязно, что и легкие, и горло заполнятся им навсегда. Обито выпрямился, прогоняя наваждение. Придут же такие скверные мысли. Но всё же здесь туман так похож на водянистый пар источников. Как иллюзия Цукиёми, стирающая границы реальности. - Уф! Как же надоели эти деревья! – он досадливо отмахивал корявые ветки, царапавшие щеки. Раздраженный вздох не помог решить проблему. Всё это уже начинает, если не надоедать, то утомлять. Несносный туман мало чем отличается от ваты. Обито едва ли удивит, если ноги начнут застревать. Громко треснула подвернувшаяся некстати ветка. - Мало того ты как всегда опоздал, Обито, так еще и возвещаешь о своем присутствии за много метров, - спокойно и беззлобно проронил Какаши, прислоняясь к дереву. Обито полегчало. Ощутимо свободнее стало дышать от столь привычного замечания товарища. Какаши сидел на траве и смотрел на него. Умиротворение и одновременно осуждение – скорее всё заслужено. На редкой поляне туман не стелился вовсе. В воздухе пахло утренней ранней свежестью. Прохладная бодрость от каждой капли дождя, оставшейся на листьях. Наконец, прилив сил! Даже не хочется громко и нелепо начать оправдываться. Обито поднял руки и сцепил их в замок за головой, показывая свою беспечность, примирительно протянул: - Да ладно тебе, Какаши, ворчать. Ты бы еще напомнил мне, какое правило я нарушил! - Для тебя не поленюсь, так какое именно назвать? Об опоздании или о том, что шиноби должен двигаться бесшумно? Дружеская перепалка сильно отличалась от многих тех, к которым напарники привыкли. Без возмущений, без неприязни. Обито улыбнулся – впервые за долгое время – спокойно, умиротворенно. - Мальчики, перестаньте ссориться, - добродушно попросила Рин. Такое обращение к друзьям тоже становится укрепившейся традицией. Она сидела чуть поодаль от Какаши и собирала целебные травы, осторожно надламывая стебельки. Теперь же, оторвавшись от занятия, с каким-то непонятным укором глядела то на Какаши, то на Обито. Узнается прежняя Рин: любовь к лесу, омытому холодной росой. Улыбка Обито озаряется радостью: она рядом, голос такой же мягкий и неспешный. Нужные слова так и не нашлись. Он не утаивал, что любуется ею. - «Мальчики»? – Обито изогнул бровь и лукаво окинул Рин взглядом. Она согласно закивала: - Ладно-ладно, большие взрослые дяди, а всё не утратили старой привычки спорить. - Да, но заметь, мы с Обито не ссорились, - Какаши поправил протектор, точно проверяя закрыт ли левый глаз. Закрыт. - Именно, мы даже не язвим друг другу, как раньше, - поспешил прибавить Обито. Улыбка не угасала – наблюдать за двумя лучшими и самыми близкими друзьями. - Хм, - еще сомневается? Рин аккуратно положила последний листик в небольшую плетеную корзину и бесшумно поднялась. Ступала плавно и легко, так, что Обито забывал о тлеющей в груди тоске. Словно идет по облакам. Почти не слышна примятая шагом трава. Понимающе кивнула, услышав усталый, очень усталый не от физического изнурения вздох. Потянула за собой, зная, что ей сопротивляться не сможет. Мысли натянулись тугой струной, вибрирующей от ее тонких пальцев. А Обито уже почти научился быть частью другого мира. Почти… Привык жить без Рин, Какаши, даже привыкал к не проходящей вине. Столько надо сказать, оправдаться. Но друзья всё прекрасно знают и понимают. Теперь ясно, отчего же тоска уменьшилась – ее заглушили. Установившееся молчание не печалит: никто, кроме них, не посмеет нарушить. Друзья сидят по обе стороны. Их плечи соприкасаются – утром в лесу очень холодно – так что такая близость оправдана. Обито следил, как Рин, неуверенная, теребила ткань своего рукава. Не определился, что превысило – радость или горечь – после того как холодные от росы пальцы сжали его ладонь. Какие же они ледяные. Обито смог только глубоко вдохнуть и осторожно, очень медленно выдохнуть: чтобы не было так больно. В последний раз Рин заботливо держала его за руку, когда на одной из миссий они цепенели от страха? Это было на границе Дождя. Нет, позже. Когда тело сломилось под многотонной скалой, а возможность видеть уже утеряна. Да, точно, именно тогда. - Ты бы мог дать нам о себе знать, - тихая мольба ослабляет твердые убеждения. - Мог бы, - повторил Обито. Совсем не обязательно в первой встрече говорить об этом. - Всё твоя игра в героя, - сохранявший напускное спокойствие Какаши сухо заметил: - Похоже, Рин как всегда добра к тебе, Обито. Вспомнить только сколько раз она предотвращала наши драки, - старая привычка с деланным снисхождением растягивать речь. Напоследок, не изменяя сложившимся устоям, без злобы съязвил: - Тем самым спасая тебя от очевидного поражения. - Чего?! Поражения? – громко возмутился Обито. - С этим я могу поспорить, сейчас во всяком случае. Да, этот гений мало в чем изменился. Хотя Обито уверен – все это напускное. Ведь они оба никогда не скажут вслух многого. - Нашел гениального Сэнсэя, который добился от тебя больше проку? – иссушающая тоска в каждом слове лучшего друга. - Нет, Минато-сэнсэя никто не заменит. - Ты же заменил, - Какаши смотрел пристально и, чего таить, с осуждением. Взаимодополняемо к чувству вины за многолетнюю ложь. Рин молчала, благоразумно не вмешиваясь в уже недетский спор. Но в опасении неизвестной ярости друзей, сжимавшие руку пальцы заставляли Обито успокоиться. Но ведь не оставалось выбора. Так случилось – обстоятельства накладывались одна на другую. Пришлось? Можно долго подбирать подходящие оправдания, но он дал краткий ответ, смотря в единственно видимый глаз Какаши: - Все мы страдаем, никак без этого. - Но мы так скучаем, Обито! – тоска той, чей образ чутко оберегаем, вновь винит острее упреков. - Я знаю… знаю, Рин. Я тоже. Осторожно рассветало, убирая последние клочки тумана. Яркие, но ничуть не согревающие лучи солнца заполняли поляну. Как скоропостижно оковы ночи сбрасываются. - Ты ведь заботишься о Рин после того… после моей смерти, - он сглотнул. Умер, но месяц назад, девятого февраля ему исполнилось девятнадцать лет. Сколько, получается, прошло с того дня? Шесть лет. Много. Или всё же мало?.. Ожидание ответа затянулось чуть дольше. С ветки шустро вспорхнула пестрая птица. - Как видишь, - Какаши передернул плечом. - Хорошо, это хорошо. Я бы никому другому и не доверил Рин. А я так и не успел сказать ей, что люблю, - смотря, как прохладный ветер колышет траву, сожалел Обито. - Это потому, что не смотря на свою импульсивность, ты отличаешься крайней стеснительностью, - как хорошо, что она все понимает. И можно питать надежду о том, что его тайная любовь не была таковой для Рин? - Даже в подобном умудрился опоздать, - философски заметил Какаши. Но присутствовало в словах сожаление, вот только за кого из них, Обито не разобрался. Поэтому, не желая строить лишних догадок, спросил напрямую: - Надеюсь, ты-то успел? - Успел.
Первый месяц весны, март. Озарялся лес солнечными бликами. Обито сощурился – лучи тонкими нитями прорезали воздух, пробиваясь меж зеленых листьев. На какой-то момент поверилось, что нити, сотканные весенним солнцем, осязаемы. Можно подойти и дотронуться рукой до одной из них. Неровности коры дерева впиваются в спину и затылок. Всё время прятаться в тени своих иллюзий, создавать совершенные, идеальные грани мира Цукиёми. Невозможно не восторгаться. Мир, который изменяется от одного желания, рушится или создается самой незначительной мыслью. Белое, черное, красное Мангекё Шарингана. Завораживает, чарует так, что Обито теряет грани понятий: было или не было. Но знает точно – не сон, нет… Поддаться своим же мечтам, обращенным в иллюзию. К возникшему в тиши леса звуку не нужно отныне придавать особого значения. Новый наставник умел появляться неожиданно, но не для него, в любом случае. Что удивительно – землю не разламывает, всего лишь… Даже названия не подобрать. Она будто отекает в стороны, как вода. - Долго Вы, - буднично известил Обито. С закрытым глазом, не видя света, шелест листьев и редкие взмахи крыльев только вспорхнувшей птицы слышатся лучше. Непохожий на остальное запах лечебных трав. Он приподнялся и глянул в сторону. Какое поэтичное совпадение! – они, правда, здесь. Как раз в том месте, где Рин их собирала. - Ну, я же не ты. Я не такой быстрый, - похоже, Зецу-сан оправдывается. - Ты снял маску, Тоби? Что с тобой, даже не дурачишься? Наверно, это ненормально – два голоса, интонации, с которыми произносятся слова. Две разные личности. В таком случае, Обито и его наставник поразительно схожи. - Дурачится Тоби, Зецу-сан. К тому же, иногда меня это так утомляет. - Утомляет? - Играть роль. - Хех. А я-то думал, ты не играешь, действительно такой странный. - Не, ты что? Тоби – хороший мальчик. Когда нужно поднять настроение, Тоби идеально подходит для этого. «Хороший мальчик» - действительно так? Что, в самом деле, странно – так это диалоги Зецу-сана с самим собой. И благодарность, которая пришла с первых месяцев, когда подарили второй шанс на жизнь, буквально починив сломанное тело. Обито разглядывал в руках свою маску. Оранжевая, простая, напоминает те, которые носят АНБУ Листа. Слишком забавная, но порой настолько отвратительная. Дело в том, что за всё время ношения она собрала очень много грязи, от которой ее хозяин старался спрятать лицо. Завитые спирали концентрировали внимание незнающих на единственном оставшемся глазу. Он выпрямился и поднял голову. - Мангекё Шаринган? – выжидая объяснений, удивился Зецу. - Зачем ты его используешь?! Ученик не отвечал, то, что он вообще услышал, выдавали только напряженные плечи.
Отчего же наставник так странно смотрит? Неужели отголосок опасения перед кровью Учиха берет вверх? Да, Шаринган видит многое из того, что сокрыто под силой молчания. Страх – когда ученик превосходит учителя, всё же есть, его никуда не деть.
Молчание приобрело металлическую тяжесть. Соединенные в глазу воедино чернота запятых на кроваво-красном фоне. Безотрывный взгляд. Истинная сила крови Учиха. Воздух вокруг сковался. Незримое давление и скрытую боязнь такого взгляда больше не списать на знания возможностей клана. Отныне – борьбе не попасть под влияние Шарингана. В таких редких ситуациях Зецу забывал, что перед ним - Учиха Обито, некогда спасенный из многотонного завала тринадцатилетний мальчишка. Обито заметно расслабился, опустив плечи – воздух перестал быть пугающе густым. - Всё в порядке, Зецу-сан, не волнуйтесь, - из-за признательности наставнику он не произнесет, что пленительное превосходство вскружило голову. Сотканные запятые разорвали черное кольцо. Вращаясь по гипнотическому кругу, слились обратно в зрачок. Красная радужка потемнела в темно-карие. Что-то так сильно меняется в нем? Один лишь цвет и способности глаз? Два совершенно разных человека. Только ли это, и перед ним снова простой и обычный Учиха Обито, непоседливый мальчишка из Листа? Каково имя того, другого, что прожигал стены сознания силой додзюцу, не ясно. - Что, хочешь ослепнуть?! - Вовсе нет. - Тогда что? - Мир Цукиёми не позволяет никому выбраться. Но знаете, Зецу-сан, я нахожу его неповторимую красоту в белом, черном и красном, - Обито восторгался от бытия, дрожащего и послушно меняемого одной мыслью. Не нужно подстраиваться под кого-то, не нужно быть для мира кем-то. Проще изменить сам мир. – Что я делал? Я всегда находился за границей Цукиёми и управлял им. Стало интересно, каким он выглядит изнутри. Сильно ли отличается от того, к чему привык. - Ну и речи. Ты похож на фанатика. Еще одного ненормального не хватало в Акацки, - хрипловатый голос высказал только одно мнение? - Расскажи, и сильно ли отличается, - нетерпеливо потребовали тут же. Надетая Обито маска звонко прищелкнула зафиксированными застежками. - О, сильно, Зецу-сан, иллюзия порой лучше реальности. Способный превратить иллюзию в реальность? Да, на данный момент Учиха Обито единственный обладатель Мангекё Шарингана.