- Хидан, не смей опять заляпать диван кровью! – взбешённо проорал Какузу на всё убежище, и секунду спустя в гостиную влетел Хидан с огромной раной, зиявшей на его груди. Я отвернулся, будучи не в настроении любоваться на его кровь. Кисаме и Итачи смотрели какой-то сериал, хотя со своего места мне почти не было видно телевизор. Человек-акула обернул синюю руку вокруг плеч своего молодого партнёра, прижимая его к себе. Голова Итачи мирно покоилась на плече Кисаме; его глаза были спокойно-чёрными, а не грозно-красными, как обычно. Я вздохнул, подумав о Дейдара-семпае. Сегодня - День Святого Валентина. А семпай заперся в своей комнате и наверняка горько плачет. Я вспомнил тот день, когда погиб Сасори; как я был рад стать членом Акацки и как я был счастлив, когда узнал, что любовник моего семпая погиб. Это был мой шанс сблизиться с Дейдарой. Но теперь мне было дурно от такой реакции. Никогда не пойму, почему ревность ослепляет людей и заставляет их делать такие гадкие вещи. Но это было не главное. В День Святого Валентина мне хотелось подарить Дейдаре что-нибудь особенное. Мне пришлось изрядно повозиться (я никогда особо не смыслил в шитье), но я был уверен, что оно того стоило. Всё, что угодно, лишь бы помочь семпаю. Слегка усмехнувшись про себя, я поднял с пола коробку. В слабом свете лампы обёрточная бумага искрилась красными бликами, а на крышке сиял розовый бант. Я сделал глубокий вдох, прижимая к себе коробку и молясь, чтобы это сработало. Или Дейдара будет восхищён – или же разорвёт меня в клочья. Я изо всех сил надеялся на первое. Никто не обратил внимания на мой уход. Кисаме с Итачи были слишком увлечены просмотром своего сериала, а Хидан, наконец-то ощутивший слабость от потери крови, лежал на полу (хотя рана, судя по всему, уже начала заживать). Я прошёл по коридору мимо Какузу, но он даже не заметил меня (что, учитывая его перекошенное от злости лицо, было в общем-то хорошо). Он бормотал что-то о Хидане, и, если бы тот не был бессмертным, я бы всерьёз за него испугался. В комнате семпая… в нашей комнате было тихо. Я подёргал за ручку, но дверь была заперта – впрочем, как я и думал. - Семпай? – позвал я, приложив ухо к двери. Ответа я не получил, но зато услыхал тихие всхлипы. – Семпай? – я забеспокоился, снова не получив ответа. Я неохотно выудил из кармана маленький серебряный ключ. Это был ключ от комнаты Дейдары… ну в общем, нашей комнаты, но он требовал, чтобы ключ всегда был у него, аргументируя это тем, что я его потеряю. Впрочем, я знал, где он его хранит, так что этим утром я взял ключ с собой, прежде чем уйти в гостиную подготовить его подарок. Хоть тогда я и чувствовал себя виноватым, сейчас я был рад, что сделал это, иначе как бы я смог пробраться внутрь. Я вставил ключ в скважину и легонько повернул, пока не услышал заветное «щёлк» в замке. Прежде чем я успел подумать о своих следующих действиях, дверь широко распахнулась, и я увидел семпая, сжавшегося под покрывалом кровати. Моей кровати. Удивившись, почему он не в своей постели, я приблизился к нему, пряча подарок за спиной (хотя это явно было лишнее – Дейдара даже не глядел на меня). Он казался полностью ушедшим в свой собственный маленький мир. С колотящимся сердцем, я тихо опустился на кровать, пододвинулся к семпаю и осторожно обнял его дрожавшие плечи. Его обычно безукоризненные волосы сейчас были встрёпаны, спутаны и влажны от пролитых слёз. Резинка для волос позабыто лежала на ночном столике вместе с его глазным аппаратом. - Что случилось, семпай? – тихо прошептал я, пытаясь не напугать его. Тупой вопрос, конечно… но Дейдара ожидал от меня таких тупых вопросов. При звуке моего голоса он застыл, слабо вздрогнув в моём объятии, и уставился на меня расширенными глазами. В их глубине я увидел огромную, душераздирающую тоску, и ощутил желание крепко прижать его к себе, чтобы прогнать эту боль. Но я сдержался, зная, что он, скорее всего, оттолкнёт меня. Семпай хоть и кажется хрупким, на самом деле сильный. - Ничего, - ответил он, хотя это было явной и неприкрытой ложью. Его голос был хриплым и тихим от плача, и слёзы всё ещё струились по его лицу. Никогда ещё я не видел семпая таким жалким и убитым горем, и это испугало меня. Мне было страшно подумать, что он сидел тут, плача один-одинёшенек, и страшно представить, что ещё он мог скрывать. - Я знаю, что это не правда, семпай, - тихо пожурил я, поглаживая его плечо. Удивительно, как он умудряется не простудиться в середине зимы – ведь на нём лишь свободная футболка и шорты. Внезапно он прижался к моей груди, и я ощутил, как мой плащ намокает от его тёплых слёз. Его руки судорожно сжимали что-то… Я слегка наклонил голову и смутился, поняв, что именно. Это был плащ Акацки – один из моих запасных, если я не ошибся. Похоже, Дейдара вытащил его из шкафа, куда я их запихнул. Но зачем он ему понадобился?.. Внезапно до меня всё дошло. Это был не просто мой плащ. Это был плащ Сасори. И это была не просто моя кровать… это была кровать Сасори. Видимо, семпай и правда плакал из-за Сасори… его Данны. Это первый День Святого Валентина после его смерти – первый День Влюблённых, который Дейдара провёл один, без своего любимого. - Семпай… всё будет хорошо. Всё… будет… хорошо, - слова казались бессмысленными, и Дейдара по-прежнему плакал. Это не был первый раз, когда я видел его плачущим - после смерти Сасори он часто плакал по ночам, думая, что я сплю. Но это был первый раз, когда я мог что-то сделать. Я не знал, что сказать, а потому просто сидел рядом с ним, крепко обнимая его и успокаивающе гладя по спине. Он казался таким хрупким, таким уязвимым в моих объятиях… Я впервые видел своего семпая таким, и это пробудило во мне желание быть рядом с ним и защищать его. Наконец его слёзы иссякли, и его дыхание стало ровнее и тише. - Вам лучше, семпай? – с надеждой спросил я. Он кивнул, отодвигаясь от меня, и вытер слёзы своим тонким запястьем. Не знаю, может, он такой худой и от природы, но то, что после смерти Сасори он почти не ест – это точно. Сунув руку в карман, я нашарил там плитку шоколада. Я протянул плитку Дейдаре, и он печально посмотрел на неё, прежде чем взять и развернуть обёртку. - Спасибо, Тоби, - тихо произнёс он, словно не зная, как же вести себя после проявления таких сокровенных чувств. Чувствуя, что время пришло, я потянулся за подарком, всё это время стоявшим на кровати возле меня. Огромные голубые глаза семпая расширились от неприкрытого изумления, когда я протянул ему коробку. - Это мне? Я кивнул. Мне стало грустно при виде растерянного семпая. Можно было подумать, что раньше никто не дарил ему подарков. Он неуверенно взял коробку, развернул бумагу и убрал крышку… и застыл. На какую-то секунду мне со страхом показалось, что он опять расплачется. Он вытащил из коробки плюшевого Сасори и пристально уставился на него. Я видел бурю эмоций в его небесных зрачках и надеялся, что они не обернутся потоком слёз. Когда я уже собрался извиниться, семпай поднял руку. Я вздрогнул, решив, что он собрался ударить меня, но рука лишь подняла мою маску – совсем чуть-чуть, чтобы стал виден мой рот. Всё ещё не веря в происходящее, в то, что семпай действительно в моих объятиях, я едва успел заметить, как его удивительно мягкие губы прикоснулись к моим. Глаза семпая были закрыты, одна его рука прижимала к груди игрушку, а другая обнимала меня за плечи. Я крепко обнял семпая, мой язык прошёлся по его губам. Удивлённый собственной смелостью, я чуть было не отшатнулся, но Дейдара, как ни странно, позволил моему языку проникнуть в его рот. У него был особенный сладкий вкус, который казался сильнее вкуса только что съеденной им шоколадки. И мне он нравился. Прошла минута, и наконец мы отодвинулись друг от друга, тяжело дыша. Дейдара прижался ко мне, и прежде чем я решил, что он задремал, тихо прошептал: - Спасибо, Тоби. Дейдара-семпай наверняка чувствовал всё иначе. Ему наверняка хотелось, чтобы сейчас с ним был Сасори, а не я. Ему наверняка хотелось, чтобы я никогда не становился его напарником. Но лично для меня это был лучший День Святого Валентина в моей жизни.