*** Маленький черноволосый мальчик с большими темными-темными глазками то причудливо зависал в воздухе, то не менее причудливо маневрировал в крепких руках отца, как миниатюрный истребитель. Малыш звонко смеялся, забавляясь от такого приятного полета, а довольный родитель все больше и больше старался осчастливить свое чадо. Внезапно слишком сильная скорость и слишком большая высота стали пугать мальчика. Громкий смех мужчины, в руках которого "летал" ребенок, пугал еще больше. Малыш стал плакать, закрывая ладошками личико. Решив, что ребенку просто слишком скучно, Фугаку стал легонько подкидывать его в воздух, а затем, опуская ниже к земле, ловить. Но сделал он этим только хуже: плач стал еще громче и надрывнее. На этот раз старший Учиха не на шутку взволновался, но успокоить испуганного сынишку у него не получалось. Услышав детский плач, к нему подбежал мальчишка лет шести, с такими же темными глазами и такой же черноволосый. Вот только у него был какой-то задумчивый, а может и вовсе грустный вид. Подойдя ближе к отцу, он, не говоря ни слова, протянул к нему руки. Фугаку, вероятно, привыкший к немногословности сына, с каким-то виноватым взглядом протянул ему младшего брата. Итачи взял мальчика на руки, и тот, еще недолго жмурясь, открыл глаза и удивленно захлопал густыми ресницами. Заботливый брат чуть заметно, но мягко улыбнулся малышу. Маленький горе-летчик перестал плакать, завораженно наблюдая за Итачи, открыв рот. Внимательно изучая своего спасителя, мальчик потянул крохотные ручонки к его голове для дальнейших исследований. Закрыв глаза, старший брат покорно позволил младшему потянуть себя за волосы. Продолжая держаться за мягкие послушные черные пряди, младший Учиха склонил головку и заглянул в лицо объекта своих "опытов". Почувствовав на себе взгляд ребенка, Итачи открыл глаза. Увидев, что доброе и заботливое его выражение не изменилось, маленький Саске расплылся в счастливой, по-настоящему детской улыбке. - Нье-са! *** В этот прохладный осенний поздний вечер за окном царил сумрак и подступающая на горизонте непроглядная тьма. Подбираясь все ближе и ближе, она приносила с собой леденящий холод - на смену прохладе, и завывающий северный ветер – на смену звенящей тишине. Окутывая деревню чернеющим мраком, густые темные тучи роняли маленькие холодные капельки, предвещая о наступающем ливне. Отдаленные вспышки в черном небе, бледнеющие за редкой массой воздуха грозных облаков, возникали все чаще и отчетливее. Наступала гроза. Уже полностью почерневшее небо озарил белоснежный зигзаг. Бесшумный разряд электричества возникал то в одной, то в другой части небосвода, охватывая все пределы горизонта. Наконец густую мрачную темноту осенней ночи разорвала ослепительно яркая молния, сопровождаемая продолжительными раскатами грома, сотрясающими окутавший Деревню воздух; хлынул дождь. Яростные капли беспощадно хлестали ледяной водой листья деревьев, разбивались о крыши домов и застывшие улицы, ударялись о тонкие стекла окон, пробивая путь внутрь. В маленькой комнате одного из особняков на окраине селения - в квартале Учиха - каждый раскат грома сопровождался вздрагиванием и еле слышным вздохом. Наконец не выдержав очередной пугающий звук, маленький Саске выбрался из под одеяла и, обхватив ручонками плечи, на цыпочках стал пробираться по дому. Дойдя до лестницы, ведущей вниз, он услышал доносящие оттуда звуки: скорее всего, родители снова принимали дальних родственников или близких друзей. А время-то уже позднее. Ну и ладно. Раздумывать, куда ему пойти, чтобы было не так страшно, мальчик не стал. Ответ возник сам собой. - Нии-сан, - прошептал младший Учиха, осторожно открывая дверь в спальню. Ответа не последовало. Саске нахмурился. Брат всегда чувствует, когда кто-то входит, а уж тем более зовет его. Может быть, он очень устал на задании и просто крепко-крепко спит? Свои догадки юный наследник клана решил проверить. К тому же, гроза была все громче и громче, и становилось страшнее и страшнее. Подойдя вплотную к кровати, мальчик увидел то, чего на расстоянии разглядеть не смог: постель была пуста. Сквозящий холодок прокрался в душу незаметно. Внизу живота стало неприятно покалывать. Внезапно раздавшийся слишком громкий раскат, и Саске уже сам не помнил, как оказался под одеялом, свернувшись в калачик. Вот только было страшно-страшно, и, крепко зажмурившись, он стал негромко всхлипывать. Сумев заснуть, пока гроза немного стихла, мальчик страшно огорчился, когда его сон потревожил какой-то посторонний звук. Открыв глаза и, набравшись храбрости, приподняв краешек одеяла, он увидел темную фигуру, входящую в комнату. С первого этажа до сих пор пробивался свет, и на этом фоне картина была еще ужаснее. Не успев полностью очнуться ото сна, Саске казалось, что это однозначно враг. Силуэт становился все ближе, и вот уже мальчик слышал, как на деревянный пол падают капли, стекающие с длинных прядей волос. От темной фигуры повеяло холодом и сыростью, и легкая ткань одеяла стала подрагивать - от не на шутку испугавшегося и дрожащего под ней человечка. Вот уже к нему потянулась рука, и младший Учиха закрыл глаза руками, ожидая чего угодно, кроме того, что последовало. Одеяло слетело с трясущегося от холода и страха ребенка, и тут он услышал спасительный голос. - Саске? - эта невозмутимость, еле-еле прослеживаемое удивление, и никаких, ровным счетом никаких кроме эмоций, - ты что здесь делаешь так поздно? Вот оно, спасение! Какая уж тут молния, какой гром, да в конце концов, какой страх?! Мгновенно открыв глаза, мальчик резко сорвался с кровати и намертво вцепился в уже совсем не страшную, совсем не темную, совсем не вражескую фигуру брата. Итачи лишь непонимающе посмотрел на обхвативший его ноги маленький объект, и легонько попытался его отстранить. - Саске, я промок под дождем. На мне холодная, сырая одежда. Ты заболеешь. Но тот лишь еще сильнее ухватился за него, всем своим видом показывая, что ему на это совершенно все равно. Решив, что лучше позволить ему постоять так в его удовольствие, молодой командир АНБУ чуть ощутимо приобнял мальчика и потрепал по торчащим в разные стороны темным волосам. - Грозы боишься? - без доли укоризны спросил Итачи младшего брата, когда тот поднял на него глаза. - Угу, - ответил малыш, заметно грустнея. Он знал, что нии-сан не даст остаться ему здесь. - Что ж, - после затянувшейся паузы, Саске уже и не надеялся на чудо. Но оно свершилось, - забирайся в кровать. Спать давно пора. За окном неистово гремел гром, яростно сверкала молния; собираясь в жуткую мелодию, барабанили капли, все еще надеясь попасть внутрь. А внутри, в одной из комнат все того же особняка в квартале Учиха, свернувшись калачиком, мирно посапывал маленький Саске, уткнувшись носом в грудь старшего брата. И на губах у него играла блаженная улыбка. - Нии-сан... *** Ранние солнечные лучи, согревающие еще не прогревшимся, нежным теплом, ласково пробежали по щеке темноволосого мальчишки. От этого он только сильнее натянул на голову одеяло, не желая просыпаться. Приятное щебетание птиц оповещало о том, что утро постепенно вступает в свои права, сменяя ночную прохладу приятным, теплым воздухом. За окном витал сладкий аромат душистых цветов и спелых фруктов. Пахло свежескошенной травой. Запахи дурманили; тех несчастных, которые нашли в себе силы открыть глаза, они клонили в сон вновь. Как бы ни было прекрасно это утро, как бы не умиротворяло и не успокаивало, заставляя сладко поежиться в теплой постели, пробуждение было неминуемо. И в квартале Учиха уже появлялись первые признаки оживления. - Микото, что там с завтраком? - послышался сверху чуть приглушенный расстоянием мужской голос. - Все готово, можете спускаться к столу! - ответила молодая женщина. Тут в поле ее зрения попал юноша в форме АНБУ и, напоминающей морду кота, маске в руках. Он размеренным шагом спускался вниз по лестнице, на ходу пересматривая все содержимое походного рюкзака. - Итачи! Мальчик остановился и посмотрел на мать. - Да? - как всегда ровно и невозмутимо спросил он. - Ты слышал? Завтрак готов. Садись, покушай, - ласково улыбнулась женщина. - Извини, мама, но я спешу. У нас сегодня важная миссия. Увидев, как заметно погрустнел взгляд, и как медленно сошла улыбка с лица Микото, Итачи вопросительно на нее посмотрел. - Что-то не так? - Значит, Саске пойдет один?.. Ты ведь знаешь, как для него был важен этот день... В голове юного гения мгновенно всплыл образ младшего брата, оживленно жестикулирующего и рассказывающего ему о том, что скоро у него чрезвычайно ответственный день: он поступает в Академию Ниндзя, и очень надеется, что сопровождать его туда будет именно нии-сан! Как же он мог об этом забыть?.. - Прости, но это никак нельзя отложить, - с долей вины в голосе ответил капитан АНБУ, - мне очень жаль, - в это время наверху послышались шаги - в столовую спустился Фугаку, - до свидания, мама, отец, - он по очереди кивнул каждому из них и вышел из дома, попутно надевая на лицо маску. А тем временем на втором этаже в своей маленькой спальне боролся с пробуждением, из последних сил цепляясь за ускользающую картинку приятных снов в сознании, виновник сегодняшнего торжества - новоиспеченный ученик Академии Ниндзя, Учиха Саске. Постепенно сладкая пелена сновидений растворялась, уступая место не столь приятной действительности. Освободившись от пленительных оков, кровь к голове прилила настолько стремительно, что мальчик резко распахнул глаза и сел на кровати. А потом сердце уверенно забилось быстрее. - Мама! Мама! - радостно кричал Саске, на бегу поправляя парадную одежду и переступая сразу через две ступеньки лестницы. - Доброе утро, отец! - вежливо сказал он, проходя мимо Фугаку. - Мама! - наконец мальчик остановился рядом с темноволосой женщиной, заботливо ему улыбающейся. - Все готово, да? Да? Мы можем выходить? - Саске с надеждой смотрел на нее, широко распахнув свои темные глаза. - Да, можем, - улыбнулась Микото и ласково погладила его по голове, - только сперва нужно позавтракать. Садись. Мальчик послушно сел за стол и стал уплетать приготовленную матерью еду со здоровым, настоящим Учиховским аппетитом. Наблюдая за сыном, Фугаку удивленно приподнял одну бровь, а затем повернул голову на жену. Та лишь поднесла ладонь к губам, тихонько смеясь, и покачала головой, давая понять, что все нормально, пусть ребенок кушает. Справившись с положенной ему порцией завтрака, Саске поблагодарил мать и встал из-за стола, вытирая рот салфеткой. Проверил свой рюкзак - собран; покрутился перед зеркалом - прическа то, что надо; осмотрел себя с ног до головы - одежда в порядке. Все готово к выходу. Но внезапно мальчик понял, что чего-то здесь не хватает... - Мама, а где же Итачи? Микото, до этого вытиравшая чистые тарелки, остановилась и опустила голову. Фугаку продолжал, не спеша, доедать свою порцию, не отрываясь на подобного рода вопросы. Он сам обещал сыну еще месяц назад лично сопроводить его в Академию, но неожиданно возникшие дела заставили от этого отказаться. Мальчик был ужасно расстроен, ведь он так хотел, чтобы отец гордился им, а поступление в главное учебное заведение Деревни было для Саске праздником, радость которого Фугаку просто обязан был разделить вместе с ним. Все ребята наверняка придут вместе со своими родителями, и только один Учиха будет один. Как обидно... Но глава клана знал, что может обрадовать его младшего сына гораздо больше, чем поход в Академию вместе с ним. И, как он и предполагал, счастье Саске не знало границ, когда тем, кто должен был его сопровождать, оказался его нии-сан. Вот только в утро самого ответственного дня младшего наследника Учиха стало ясно, что ни Фугаку, ни даже Итачи не оправдают его надежд. - Мам?.. - Извини, Саске, - Микото подняла на сына виноватые глаза, - у Итачи сегодня очень важная миссия, и... Закончить она не смогла. Женщина знала, насколько ему было это важно, как сильно он хотел, чтобы именно брат шел с ним. Она знала, как он его любит. И сейчас, смотря в эти детские, в одно мгновение потерявшие радостный блеск глаза, Микото просто не могла говорить дальше. Шмыгнув носом, Саске выбежал из дома, не желая слушать дальнейшие пожелания удачи, счастливого дня и прочих вежливо-ободряющих фраз. Пробегая по кварталу Учиха, заворачивая то в один, то в другой проход, он нарочно не замечал ничего и никого. Тети, дяди, дальние родственники, троюродные и четвероюродные кузены и кузины - все они что-то говорили, что-то кричали, махали руками вслед так спешащему младшему отпрыску главы клана. Легкий ветерок подхватывал предательские слезинки, которые против воли Саске катились по щекам на встречу резким порывам. День был безнадежно испорчен. Сумев успокоить себя, когда впереди показалось здание Академии, юный Учиха остановился. Глубоко вдохнув, он сжал кулаки и размеренным шагом направился к толпе, ожидающей у входа. Среди них были и новенькие поступающие со своими родственниками, и учителя чунины со своими учениками - генинами, но самое главное - здесь был даже сам Третий Хокаге. Постепенно вся эта процессия стала растягиваться и выстраиваться в линии, образуя что-то вроде живого квадрата без четвертой стороны. В первом ряду стояли новенькие, за ними генины, и только потом, в самом конце, счастливые родители, с гордостью смотрящие на свои чада. В самом центре площадки, на которой проходило зачисление, стоял глава Деревни в окружении чунинов. Третий поднял ладонь в немом жесте, и гул в толпе сразу утих. Убедившись, что каждый из присутствующих внимательно смотрит на него, Хокаге начал речь. Саске его не слушал. Ему было попросту не до этого. В голове роились мысли, связанные непосредственно со старшим братом. Почему же он забыл? Почему же назначил миссию именно на этот день? Неужели он для него ничего не значит? Да и отец... Глава клана не заинтересован в будущем своего сына? Как же так? Почему? Почему все их дела, миссии, заботы отражаются именно на нем, Саске? Как ему сейчас было обидно!.. За своими рассуждениями новоиспеченный ученик не заметил, как Третий окончил речь и теперь уже играет торжественная музыка. Вдруг сзади послышался недоуменный шепот, явно принадлежавший "группе поддержки", состоящей из родственников. Учиха обернулся. И действительно, кто-то перешептывался со знакомыми, кто-то поворачивал головы назад, а кто-то и вовсе расспрашивал о причине своего беспокойства генинов. - Успокойтесь, это АНБУ, - сказал один из ребят. В груди у Саске что-то екнуло. "АНБУ? Неужели?.." И тут он увидел, как люди в задних рядах расступаются, давая дорогу человеку в форме и маске, так напоминающей кота. Взрослые смотрели с возмущением, с раздражением, кто-то даже со страхом, а генины - наоборот - провожали юношу восхищенными взглядами. - Это он! - Да! Да! - Несомненно! - Самый молодой капитан отряда АНБУ! - шептались между собой выпускники Академии, а выпускницы только тихо ахали, прижав руки к груди. Конечно же, Саске узнал его за долю секунды. Но это было настолько невероятно, настолько сложно было поверить в происходящее, что он просто стоял, открыв рот, не в силах отвести взгляд. А сердце глухо билось о грудную клетку. На плечо мальчика опустилась рука, и вот он уже ясно видит прямо перед собой своего старшего брата. "Как же ему идет эта форма..." - ненароком подумалось младшему Учиха. Как в замедленной съемке, позабыв про все вокруг, в полнейшей тишине, созданной пораженным слишком сильным счастьем разумом, он наблюдал за каждым его жестом, провожал взглядом каждое его движение. Черные пряди, выбившиеся из хвоста, слегка покачивались под легким дуновением ветра. Маска все еще скрывала лицо, но под ней наверняка все то же спокойное и хладнокровное выражение. Изящное, по-детски стройное, но уже окрепшее сильное тело сейчас расслаблено, но мальчик-то знал, что его брат в любую минуту будет готов принять любой бой, отразить любую атаку, победить любого противника. Это - идеальный шиноби, самый сильный, самый лучший. Наконец он подносит руку к лицу, но Саске почему-то отводит глаза. Ему не хочется видеть осуждающий, холодный взгляд брата. Ведь это именно из-за его детских капризов нии-сан, вероятно, отменил столь важную миссию и теперь стоит здесь. Вокруг померкли все краски, остался только ослепительно белый свет и две фигуры: его и брата. Маска медленно с символическим звуком отходит от лица и опускается вниз в его ладони. Мальчик все еще боится поднять на него взгляд. Но спокойный, уверенный голос, подчиняющий и властный, с эхом разрывает нависшую тишину:- Саске, - он медленно поднимает глаза на нии-сана, - прости, я опоздал... И вот вокруг снова вырисовываются образы людей, детей, юных шиноби; снова слышны голоса, восторженные крики и музыка; исчез белый свет, медленные движения - вокруг все привычно и красочно. Но самое главное... - Поздравляю! ... его улыбка. Такая теплая, искренняя. Не уголками губ, не подобием эмоции. Широкая. Настоящая! Такая, которую Саске еще ни разу не видел; такая, какую Итачи не дарил никому, кроме него; такая, которую он сохранит в самом дальнем уголке своего сердца и никогда, никогда не забудет! И... - Ты молодец! ... взгляд. Полный заботы, гордости и любви. А музыка, кажется, уже давно закончилась, и, скорее всего, Хокаге тоже закончил вторую речь, так как вокруг все хлопали, смеялись и что-то обсуждали друг с другом. Под финальное "Поздравляю всех с зачислением!", выраженное Третьим, по щекам у Саске текли горячие слезы, падая на заплетенные сзади в хвост волосы Итачи. И какая разница, поздравил его старик Сарутоби или не поздравил, ученик он Академии или не ученик. Теперь все равно. Да и вообще, все вокруг все равно, когда твой брат, которого ты любишь всем сердцем, присаживается и обнимает тебя, а ты обнимаешь его, просто не в силах отпустить. И губы еле слышно шепчут: - Нии-сан!.. *** Огромный участок земли, некогда бывший просторной красивой поляной, огражденной густыми насаждениями и лесом, теперь был трудно узнаваем. Всюду были следы борьбы: поваленные огнем стволы деревьев; выкорчеванные корни, сожженные у основания; огромные куски земли, глыбами лежащие вокруг; толстые слои пепла адского пламени, покрывающий все пространство; впадины, вмятины, дыры, обвалы. Картина наводила леденящий душу ужас. Гробовую тишину нарушало только тяжелое хриплое дыхание человека, по вине которого природа видела сей ад. Руки были в крови и ожогах, одежда изорвана и измазана сажей, тело избито до предела человеческих возможностей. Парень задыхался и кашлял густой темной кровью. Сердце билось медленно. Но билось. Билось и не собиралось останавливаться. Нет. Смерть миновала, хотя нанесенные увечья были губительны. Но где-то в отдаленной части сознания теплилась жизнь. Понимание возможного конца было страшнее, чем предположение о нем. И потому каждая выжившая клеточка этого организма боролась, цеплялась за дальнейшее существование. Его можно было излечить, ему даже можно было в дальнейшем быть шиноби, он мог начать свою жизнь заново – здоровым, сильным, со светлыми планами на будущее. Откуда-то там, сверху, ему не позволили умереть. Оставили на этой грешной земле ради того, чтобы он двигался дальше. На встречу радости, на встречу счастью, на встречу всему тому, что отняла у него жажда мести. Но этому не суждено было случиться. Светлое будущее не существовало. Когда пара темных, уже почти закрывшихся навсегда глаз с, из последних сил выраженным недоумением, смотрела на повисшего над ними человека. Когда губы сжимались в тонкую изогнутую линию от боли при попытке сказать: «Почему?..». Когда уже неспособная на движение рука подрагивала на земле, пытаясь остановить другую руку, держащую кунай у горла. Тогда Итачи в последний раз в этой жизни видел, слышал и понимал своего младшего брата. - Прости, нии-сан. Но… Ладонь сильнее сжала лезвие. - Мы… Он улыбался в последний раз. - Вместе. Навсегда. А потом Итачи почувствовал его кровь на своем лице. И погас свет. Эпилог. Пространство вокруг было ослепительно белым. Нет ни стен, ни потолка, ни дверей, ни окон, ни пола. И что это за место, не знал никто. Да им было и не важно. Где-то между жизнью и смертью, небом и землей, Раем и Адом они были одни, вдвоем, навеки. И было так, как должно было быть всегда. Столь противоречивая и запретная любовь больше не являлась для них мукой. И здесь не важно, что в жилах обоих течет одна кровь. Важно лишь то, что две самые родные и близкие души вместе, навсегда. Где-то меж этого яркого пространства лежали на чем-то неузримом два мокрых, обнаженных тела, с трудом восстанавливающие дыхание. - Саске? – тяжело дыша и откинув голову назад, спросил старший брат. - Да, Нии-сан? – делая паузу между словами, ответил младший. - Скажи, а почему ты помнил только то, что произошло до гибели клана? - А я не хочу хранить в своем сердце жизнь, где тебя нет. Ты… Ты всегда будешь для меня самым лучшим! Папа, мама… Они не простят мне этих слов, но… - он приподнялся над Итачи и, заглянув в его одурманенные от удовольствия глаза, нежно провел по щеке влажной ладонью, - ты самое дорогое, что у меня есть. Я… люблю тебя, Нии-сан… И после долгого, нежного поцелуя он услышал в ответ: - Я тоже люблю тебя, Саске. *** У гениев все не как у людей. Их поступки не поддаются логическим объяснениям. Законы природы, устанавливавшиеся десятки эпох, для них не преграда. Кровное родство не имеет значения, если гений полюбил. Боль утраты ощутимо слабеет, воля разума ничего не значит перед волей сердца, то, что должно быть в обычном мире в мире гения просто теряет свою суть. Самая страшная черта – цель жизни; самый ужасный поступок – единственный шанс на спасение; самое немыслимое и выходящее за грани разумного – простая и обыденная вещь. Идя по пути, ведущем в никуда, гением двигала вовсе не месть. Столь грязная жизнь была прожита ради сумасшедшей, невозможной любви. Но невозможна она только в понимании обычных смертных. Гении же посчитали по-другому. Учиха Саске не помнил ничего, кроме счастливых фрагментов своего детства. В памяти не было того, как погибали его родители от руки человека, которого он любил больше той имеющей шанс стать по истине сказочной жизни. Не было и того, что этот человек сделал с ним при их встрече. Умение выстроить цепочку из нужных обрывков, подтереть, исправить неудавшееся. Забыть, выбросить, не вспоминать. Он это смог. И, кто знает, если бы в сознании этого юного гения хранились неудачные фрагменты его жизни, был бы этот путь пройден ради любви? Завершал бы эту жестокую жизнь столь подходящий финал? Позволили бы его грешной душе остаться с душой грязного убийцы, ради чего он и умирал? Остаться вдвоем, наедине друг с другом даже после смерти? Остаться меж мирами в едва ощутимом незримом пространстве? Ответ знал Саске. Знал его и Итачи. Нет. Уникальная черта: соткать жизнь из дорогих лоскутов своей памяти.
|