1.
В тот вечер, когда я начал подозревать, что все не так гладко, как мне казалось, мы ночевали в номере отеля.
Итачи сидел на подоконнике, глядя на тусклый месяц и звезды, затерянные в полупрозрачных облаках. Я отложил пустой бенто, подошел к нему и взял в руки тонкий хвостик. Я любил перебирать его волосы.
О чем мы говорили, я и не вспомню, наверное, но в разговоре Итачи рассказал мне забавную вещь.
- Знаешь, у нас говорили, что, умирая, люди уходят на небосвод и становятся звездами.
- Это ты к чему?
Итачи легонько пожал плечами и ответил:
- Ну… просто подумал, что мы тоже когда-нибудь станем звездами…
Хоть я и не воспринял его слова всерьез, а эта фраза до конца жизни засела у меня в голове.
Разговоры о смерти были для меня пустым звуком. Тогда мне казалось, что наша пара всесильна.
Идеальная, отлаженная работа в бою, взаимодополняющая чакра.
А ещё мы любили друг друга. И это придавало нам сил.
- Ты это… без меня ни на какие небосводы не уходи, - я сказал это шутливо-грозно, обняв его за плечи.
- Хочешь, чтобы я тебя дождался? – он посмотрел мне в глаза. Я впервые прочел в его взгляде беспокойство.
- Ты чего? – я удивленно поднял брови.
Он улыбнулся мягко и успокаивающе, прижался спиной:
- Ничего, - он снова поднял взгляд на небосвод, - я уйду, у тебя сразу появится много свободного времени… Найдешь себе кого-нибудь…
Я подхватил его на руки и перенес на кровать.
- По-моему, звезды на тебя дурно влияют, - отметил я, - нельзя тебе на них смотреть.
Я легонько коснулся его лба губами, взял полотенце и направился в душ. Кинул быстрый взгляд на дольку месяца.
- Не нужен мне никто другой, понял? – сказал я ему, глядя на то, как быстро ветер несет эти легкие облака, – Так что дождись меня. Уходить, так вместе.
2.
Совсем ранняя весна. Сыро, мокро, мерзко. Моросит дождь, задувает паскудный ветер. Придерживая амигасу, чтобы не сбило ветром, я заскочил в пекарню.
Народу не было, продавец сидел за прилавком один, читая книгу. Пахло горячим хлебом и корицей. Из-за окутавшего тепла меня пробрала дрожь.
- Добрый день, господин, - поприветствовал меня продавец.
Я покосился на улицу. Да уж, добрый.
- Белый хлеб, - сказал я.
Хозяин кивнул и скрылся где-то на кухне.
Денег почти не было, а до пещеры еще два дня ходу. Мы остановились в городе только из-за погоды. Я настоял на этом. Больной нукенин хуже слабого.
С миссией мы справились. Противнейшая работа - пришлось перерывать подвалы домов целого селения в поисках нужных документов. И что на пути, что сейчас - мы так и не расслабились.
Я подумал, что стоило бы как-то развлечь Итачи. И подбодрить себя.
- А есть что-нибудь сладкое? – крикнул я ему вслед. - Что-нибудь, что можно надолго взять в дорогу…
Продавец вынырнул, держа в руках свежий хлеб.
- Печенье песочное. Рекомендую. Есть с орехом, с шоколадом, просто с сахаром…
- Взвесьте полкило.
В отеле было не теплее, чем на улице, но лучшего мы позволить себе не могли.
- Печенье? – удивился Итачи.
- Ты вечно жалуешься, что тебе не с чем пить чай в дороге, - я пожал плечами.
- Я шутил, - уточнил он, – а ты зря потратил деньги.
Он устало смотрел на меня, грея руки о горячую чашку. Учиха ненавидел холод. Он по природе был мерзляком.
- Все равно скоро получим деньги за миссию. А пока хоть согреешься.
- Чем? Печеньем? – усмехнулся он.
- Ну… сладко будет… неважно. Просто ешь.
Итачи ничего не ответил, только еще раз усмехнулся и покачал головой.
Я сел рядом. Стал наблюдать, как он пьет, глядит по сторонам, ежится.
- Люблю я тебя.
- Что?
Итачи отставил чашку и посмотрел на меня.
- Я тебя люблю.
Учиха мягко усмехнулся, посмотрев куда-то в сторону. А потом рассмеялся, отложив надкусанное печенье.
- Ты чего?
Он подсел ближе, обнял меня за талию и прижался щекой к плечу. Через ткань водолазки я почувствовал, какие горячие у него щеки.
- Ничего. Я просто удивляюсь, как из-за одной маленькой вещи сразу становится тепло и сладко.
- Я же говорил, что не зря купил печенье, - ответил я, приобняв его за талию.
- Да причем здесь печенье, - отмахнулся он.
Я тогда не сразу понял, что он это о моих словах. И знаете, когда его уже не стало, я очень жалел, что не говорил ему этого чаще. 3.
За окнами пели цикады. Изредка потрескивала свеча. Я взял его за запястье, перецеловал пальцы. В теплом свете свечи руки его казались особенно красивыми и маленькими.
- Я люблю тебя… - шепнул он мне на ухо.
Переплетая пальцы с его, я улыбнулся.
Он смотрел на меня как-то необычно. Будто просил чего-то. Я целовал его губы, щеки, шею, обнимал его, такого податливого, горячего, шептал его имя.
Он был каким-то особенно страстным в ту ночь.
Колыхалась полупрозрачная занавеска, поддаваясь малейшему дуновению ветерка. Ветерок приносил в комнату аромат древесных цветов, меда и чайных роз. Сладкий запах весны смешался с запахом человеческого тепла.
На тумбочке догорала свеча, в свете которой на стене отражались наши тени.
Все казалось мне тогда самым прекрасным. Мне никогда не было настолько хорошо, как в ту майскую ночь.
- Желанный… - шептал я, содрогаясь от каждого его прикосновения.
Все стихло. Он лежал на моем плече, унимая дрожь. Такой близкий, такой родной…
- Я люблю тебя, - снова повторил он, проводя ладонью по моей груди.
Я пропустил сквозь пальцы его волосы, прижал к себе.
- Мой теплый…
Итачи немного отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза.
- Назови меня ещё раз твоим, - попросил он.
Это было удивительно слышать от него. Он редко, очень редко говорил о том, что любит меня, еще реже заводил любые откровенные разговоры о наших чувствах. И никогда не просил называть его «своим».
- Мой… - проговорил я, зарываясь носом в его волосы.
Майская ночь… до последнего дня я вспоминал её, как самое сокровенное, самое прекрасное, что было у меня… было у нас… 4.
Я смеялся. Так громко, как только мог. Вспотели ладони, ноги тряслись, как у загнанной в тупик лани. Я оперся о дерево, продолжая смеяться. Вспорхнули птицы, взмывая в серое небо. Скупо заплакали тяжелые облака.
- Я знаю, как вы были дороги друг другу, - сказал Зетцу.
Я вытащил кунай и запустил в него.
- Иди к черту, - прошипел я.
Шпион послушно удалился. Я сел на землю под деревом.
Его смерть скрывали от меня две недели. Я видел тревогу в глазах Конан, я видел, что меня старались всячески избегать.
Как реагировать, я не знал. Вроде должен был плакать, а засмеялся, как не смеялся, наверное, никогда. Залился хохотом.
А потом просто не мог думать.
Две недели я выходил из пещеры, садился на камень и ждал его появления. Две недели я молился Будде за его здоровье. Я даже купил вагаси и оставил сушиться женьшень…
Две недели… а что дальше?
А мелкий дождь превращался в ливень… 5.
Я покрутил в руках палочку данго. Его любимое лакомство.
Это была звездная ночь. Среди крупных ярких звезд полная луна смотрелась особенно красиво.
Остановившись у реки, я зажег благовония, воткнул их в землю, а на постеленный рядом платочек положил данго.
- Прости, сегодня без чая. Нельзя зажигать огонь.
Самехада недовольно пошевелила чешуёй.
- Знаю, знаю, мы почти пришли… потерпи немного, ладно? – обратился я к ней. Меч успокоился.
Я искренне надеялся, что эта ночь станет для меня последней. Я хотел этого.
От биджу нас с Самехадой отделяла всего ночь. Всего несколько часов.
Сделать вид, что я сражаюсь. А потом выбрать момент и поддаться. И сдохнуть.
Лежа на спине, я рассматривал небосвод в поисках Итачи. Он там, стал звездой, я уверен, одной из самых ярких на небесах.
- А я же просил подождать меня… вечно у тебя все через задницу… - я печально усмехнулся.
В небо поднимался дым, благовония пахли можжевельником. Когда они догорели, я снова обратился к Самехаде:
- Я надеюсь, ты помнишь, что нужно делать?
Меч снова пошевелил чешуйками, но в этот раз будто пытаясь придвинуться поближе.
- Мне тоже неприятно, но так нужно… 6.
Солнце в зените сияло ярко, согревая все вокруг. Я прикрыл глаза.
Единственным моим желанием было поскорее покинуть этот гребаный мир, уже давно потерявший все краски. Из последних сил я оттолкнулся от земли, чтобы лечь на спину.
Пели птицы, шуршала зелёная листва. Тепло, хорошо…
Последний вдох. Умирать было не страшно. Почти уже бесчувственными губами я прошептал молитву Будде, проведя подушечками пальцев по влажной земле.
«Знаешь, у нас говорили, что, умирая, люди уходят на небосвод и становятся звездами», - прозвучал его голос где-то там, в уголках моей памяти.
Становилось все легче и легче. Почти не беспокоила саднящая боль в боку. Если бы были силы, я бы улыбнулся…
Последний выдох. Надеюсь, там, на необъятном небосклоне, он занял мне место рядом …
|
Сайт 